— Тише, тише, — сказала она. — Насчет своих мужчин-матерей можешь думать что хочешь. Мне все равно.
Какое у него стало лицо! Это искупило все его брюзжание. Я отступил на шаг, и улыбка исчезла, стремительно, как молния. Легко, как сброшенная маска. Пусть теперь гадает, какое из моих лиц истинное: зеленого юнца или мелькнувшего из-под него Таборлина?
— Ты выиграла! — сказал он ей. — Любовь не просто слепа, она еще и глухонемая. Никогда больше не усомнюсь в твоей мудрости!
— Если кто-то из твоих друзей при этом погибнет, виноват будешь ты.
Он пожал плечами, по-прежнему протягивая мне папку.
— А если не выдержу? — спросил я. — Или ты решишь, что я недостоин его пройти?