Что-что, а хулить профессор умел, как никто иной: смачно, зычно и так витиевато, что можно заслушаться.
От поднятой накануне пыли дышать стало нечем уже с раннего утра третьего дня сражения за Дарлан. Едва рассвело, генерал Алуан возобновил атаки на позиции кехтанцев. Но те защищались как звери, и, понеся большие потери, лорд-командующий вынужден остановиться. Тогда Джевидж приказал генералу Диккулу атаковать правый кехтанский фланг и занять их окопы у подножия холма Ал-Дарла. Пять раз подряд громыхнули пушки из форта Рудд, и больше двадцати тысяч солдат и офицеров дивизии лорда Диккула, среди которых был 65-й полк имперских рейнджеров, ринулись вперед. Прямо на пушки, любой ценой прорываясь в «мертвую зону», где огонь противника уже не мог их достать. Когда историки пишут «под ураганным огнем», они плохо себе представляют, как это выглядит на самом деле. А вот Гриф Деврай никогда в жизни эту атаку не забудет, потому что идти пришлось через настоящую стену из пламени, пыли и гари. С одной стороны палят кехтанцы, с другой – свои, пытаясь накрыть и подавить позиции противника. Каким-то божественным чудом они добежали до вражеских окопов, заставив кехтанских солдат бросать винтовки и отступать вверх по склону холма. За собственными истошными воплями капитан ничего не слышал, в том числе и приказа остановиться. Он только махнул рукой «Вперед», и его рейнджеры бросились дальше к вершине Ал-Дарла, сделав то, что все военачальники, и эльлорские, и кехтанские, считали невозможным, – с одного маху захватили неприступную вершину вместе с пушками.
То была своеобразная игра в «любознательную ученицу» и «мудрого наставника», позволявшая девушке удовлетворить свое любопытство, а сыщику – разложить, как говорится, по полочкам все собранные доказательства, дабы сделать выводы.
Рот наполнился желчной горечью. Нет, он не мог сказать этой женщине: «Милая моя Фэймрил, вам ведь тоже довелось лежать на металлическом ложе. Сначала он вас… о, боже… вас доводили до безумия насилием и страхом, потом заставляли исполнять чужую волю и водить за нос меня, а потом удаляли эти воспоминания». Язык не поворачивался, слова застревали в горле. Ей и так несладко, и тут такое? Не сейчас, только не сейчас! Срочно придумай отговорку!»
Порой Кайр Финскотт напоминал Джевиджу веселого беззаботного щенка, мохнатого, большелапого и лопоухого, никогда не знавшего беспричинной злости, никогда не получавшего пинка из-за того, что у хозяина плохое настроение. Ну, разве только не носился парень кругами и под ногами не путался, а так – как есть неунывающий щеночек. И вот теперь он, учуяв что-то очень интересное, норовил сунуть нос в самую гущу событий.
…Проклятье, проклятье, проклятье! Тебя словно несет течением под слоем толстого прозрачного льда… студеная вода сковывает тело, сильнее, чем смирительная рубашка, и нет сил даже дышать… Ты раскрываешь рот, кричишь, царапаешься, просишь о помощи, но никто не слышит, там, по другую сторону панциря в сиянии дня, в мире, где есть ветер и солнце, никто тебя не слышит… потому что тебя нет уже в этом мире… уже нет…