Глаз с телефона не сводил: сеанс одновременной игры, ни с одним ходом нельзя ошибиться и опоздать нельзя.
– Перекрыли, – бессильно-безучастно, как о дожде, сказал тот.
Илья за минуту целую жизнь там прожил, на этих зеленых тайских островах, молодую и загорелую, серферскую и мопедную, с юными кудрявыми парижанами: может быть, амур-а-труа.
Там музыка слишком громко играет, там печальную Веру нужно Илюшиной болтовней отвлекать, оттуда будущего не слышно, никак не докричаться.
Сжал-разжал руку – не кровь. Липко, тепло, глупо. Пельменями пахнет или хлоркой. Почему любовь этим вот идиотским клейстером кончается? Поплелся в ванную отмываться – увядший, прозревший и опустошенный.
Я себя вел, как говно. Но не потому что я тебя не люблю, я тебя так люблю, настолько, насколько вообще могу и умею. Просто мне дико страшно, Нин. А тебе нет?