Я себя вел, как говно. Но не потому что я тебя не люблю, я тебя так люблю, настолько, насколько вообще могу и умею. Просто мне дико страшно, Нин. А тебе нет?
Стал отматывать разговор вверх – туда, где вступал вместо Ильи сам Петя. О чем они там писали друг другу? За что можно уцепиться?
Было странно видеть девушку впервые – и столько о ней уже знать. Помнить наизусть ее черты-очертания. Быть в нее посвященным. Ее страхов бояться и мечты сомечтать.
Фото было обрезано по губы. И шея ее, нагая и нежная, и ключицы со впадинками, и татуировка темно-серая на месте крестика – все было тут.
На нем были сапоги, была человеческая куртка: его же, студенческих времен. Сидела она странно: была ему теперь великовата, хоть он из нее и вырос. Был он в ней похож на человека? Если не видеть, как идет, если со спины хотя бы – похож?
Он был Ильи на голову выше, а шире его – вдвое. Держался на полшага сзади, направляя и закрывая путь назад.