Все цитаты из книги «Текст»
«Съезди к ней, я тебя прошу, узнай, что случилось. Неужели тебе все равно?!»
А у меня вон своя, она в мертвецкой тоскует, она застряла между здесь и там, мне с ней еще надо решить, при чем тут Хазинские родственнички?!
Вот еще ниточка-заусенец, можно потянуть – и распустить пряжу.
Илья обернулся: девушки, вполне красивые, действительно хихикали.
– Я без телефона тут. Утром отвечал, – сказал Илья. – Сейчас нет с ним связи.
Дрогнуло в телефоне и закрылось. Такое вот кино про осиное гнездо.
– Не твое дело! – огрызнулся Илья. – Типа тебя это сильно заботит! Ты не за этим меня, что ли, с собой брал?
Сбился с маршрута: взял влево вместо того, чтобы прямо переть.
Или, додумался он, просто не узнали его в Илье.
У телефона оставалось двадцать процентов.
Эсэмэски брякали одна за другой. Потом он попытался опять прозвониться, но Илья снова сбросил.
– Так! Выворачивай карманы! – хоркнул лейтенант. – Доставай давай, что там есть у тебя! И паспорт!
– Ой, господь с тобой. Откуда у меня! Я же теперь на полставки только! А я говорила, одно обдиралово эти похороны.
Мать сообщение видела, но ничего не отвечала.
Ребенок от пропавшего отца – это инвалидность, Нин. А от убитого – урна с пеплом на кухонном столе.
Потом свернули с берега вбок и остановились.
– В «Кофемании» на Садово-Кудринской, – предложил он единственное, что знал в нынешней Москве. – В девять.
– Что это за детсад! Не надо нас сводить обратно!
– Сегодня вряд ли. Посмотри киношку. Ну или с подружками. Сорри!
«Да!» – крикнул радостно ему Илья. «Когда деньги приедут, люди товар отдадут».
– Ну да. Родители очень соскучились. Майские, все дела. Не хочешь со мной?
И теплой живой щекой потерлась о его щеку.
Три номера он помнил наизусть. Мамин. Верин. Серегин.
Нельзя увильнуть, нельзя выскользнуть. Найдут, выковыряют, вздернут. Нельзя уйти от расплаты. Будет она.
– Не пали меня, – подмигнул ему Илья, почуяв тон.
Я тоже пытался пробраться туда обманом. У меня почти получилось. Но расклад вышел такой, что или она – или мы с тобой.
Сбросил. И через полминуты получил от отца сообщение: «ПОЧЕМУ У ТЕБЯ ВЫКЛЮЧЕН ТЕЛЕФОН?»
«Да я и не боюсь!» – четыре смеющихся до слез желтых кругляша. – «Ты сам лучше боися!»
– Отвезу деньги, потом он привезет товар.
– Успокойся, пожалуйста. Можно, я наберу тебе?
Илья пожал плечами. Сунул руку в карман – выудил ключи от дома. Кошелек. Мягкое что-то… Дробное. Достал, сощурился.
Мимо своей двери постарался проспешить и отвернуться, вдруг в глазок смотрят.
Каждый, с кем он должен был соприкоснуться сегодня, мог ему позвонить. Спросить: ну ты где?
– Иди в жопу, Петь. Уходи, а то ментов вызову.
Нина прочла, надула щеки, отодвинула бокал, блеснула улыбкой, снова посерьезнела.
Открыл переписку с Ниной. Добавил в хвост: «У меня все в порядке. Как ты?»
В Москве туман стоял, моросило. Москва тоже потела, нервничала.
– Это у тебя все из-за него. Пока, Петь. Твоя жизнь. Ебись, как хочешь.
– Мать! Ты в курсе вообще, что он мне тут заявляет?
– А вот ребята сидят, давайте их припряжем, чего далеко ходить, Павел Филиппыч? – курчавый Петя кивнул на ошалевших.
Ты прокляни меня, если хочешь, что я так с тобой поступаю.
– А как думаешь, в жизни за такое не придется однажды заплатить? – набрал он отцу.
– Нет, правда ведь понедельник! Мы можем матч-реванш на пятницу назначить?
– Привет, Серег. Ты когда дома будешь? Не телефонный разговор.
Мужской голос. И это не друга голос был. Не родного человека. Этому про внедрение лучше не врать. А что врать тогда?
– Я очень боюсь, что если вы сейчас с отцом не помиритесь, то уже не помиритесь никогда. У меня сердце кровью обливается, когда я думаю, во что превратилась наша семья.
– Есть такая. Приезжайте, в отделении узнаете. С собой паспорт.
А может его и напополам перекусят вместе с хребтом и кишками.
– А вы кто? – из-над очков поинтересовалась та.
– А это мы сейчас у специалистов спросим.
– Педро! Было здорово повидаться! Прям как в старые давние!
Сообщения от нее приходили не сразу, как будто шли медным кабелем из Америки. Медленно она писала. Мать у Ильи тоже набирала сообщения трудно, неуверенно, тыкалась в кнопки полуслепо.
– А я легла сегодня пораньше и никак не могу заснуть. Уже вся искрутилась тут. Мы не можем чуть-чуть поболтать? Голосом?
Что, он правда к ней поедет на встречу? Нет, конечно. Зачем ему это? Зачем видеть, насколько она лучше фотографий? Надо здешнюю жизнь закруглять уже, выходить из нее помаленьку.
Так лучше, Нин. Так тебе же лучше будет, ты это потом поймешь.
На исходе каникул Илья нашел что-то странное: «Не мощу дозвонись до отцам кажется попы попал жестско срочно набер». Ночное, тревожное, спутанное.
Почему так с ним?! Он что такого сделал, чтобы с ним – так?!
Илья смолчал, ненавидел его тихо. Но отец не оставлял его в покое.
– Почему ты ведешь себя со своими друзьями, как с говном?
Прошел в ванную, позвал таракана, присел на краешек и посмотрел на пистолет. Как правильно стрелять? В висок или в рот?
Вы же позволили мне еще до выходных не быть, Денис Сергеевич.
Слишком много было в вагоне людей на слишком мало воздуха. Илья взопрел, отпихнул какого-то смуглявого от себя, тот огрызнулся.
У Нины родилась дочка. Есть люди, от которых что-то остается, а есть люди, от которых не остается ничего.
«Ты думаешь, можно так, да? Нет, начал – доводи до конца!» – лепил одно за другим ДС. «Чего боишься? Ты там у себя не болтнул никому? Думаешь, Беляев тебя твой прикроет? Или кто? Коржавин? Ты сечешь …
Она тут была умиротворенная. Как будто отключили ток, которым ее то щипали, то стегали. Но ненадолго. Потом опять стали подкручивать регулятор напряжения, и к двадцать первому октября – Илье до освоб…
Дворник смотрел ему вслед без чувств. Старухи на скамейках выворачивали шеи. Окна пялились мутными хрусталиками.
– И не надо только из себя строить святого! – орал ему сын до этого.
Труп. Хазин. Клуб «Хулиган». Полицейский.
– А надо быть уверенным. У девочки одиннадцатая неделя беременности, двенадцатая пошла. На следующей неделе ей никто в этой стрране аборт уже не сделает. Буквально в последний вагон запррыгиваете.
– Не зарывайся особо, – написал он Игорю. – ДС напрягается уже.
– Этот поезд следует в депо. Выходим, ждем следующего, все ясно? – медленно, как отсталому, произнес Илье лейтенант.
– Базовый вариант обойдется вам в девятнадцать тысяч пятьсот рублей. Он включает в себя гроб со всем наполнением, венок диаметром семьдесят сантиметров, транспортировку тела усопшей к месту погребени…
Делай, Илья, что хочешь с этими деньгами.
Надо прощаться с Петей. Отрываться от телефона. Сейчас.
Из окна пахло зимой. Опять после дождливой ночи заморозки схватили. Илья высунулся за кислородом. Снаружи были перемены: белое небо поднялось, мир раздвинулся. Стало ясно, что над Лобней есть еще дру…
– Вот… Вот… А ты не хотела… Я тебе же сказал… От этого таким будет… Зажжешь… Зажжешься… Будешь вся гореть… Чувству… Чувствуешь? – плел Сука своим чужим голосом. – Иди… Иди еще давай…
Наконец вышла девочка Вика, вынесла мамины вещи – пустой кошелек, выключенный мобильник, на который Илья названивал, цепочку с крестиком. Ключа от дома нигде не было.
– Нам ничего не делать. Все идет как идет.
Дальше Илья за ними подглядывал исподтишка, стеснительно, чтобы больше никто его не разоблачил. Подглядывал – и в каждой искал сходство с Верой. Само собой так получалось.
Мужик запыхтел, заскрежетало железо, застонало, громыхнуло, вставая на место; и вместо жиденькой темноты, которую Илья уже научился просматривать без фонарика, колодец сверху донизу залило черным маз…
– Доброе утро. Хочу узнать состояние Левковской Нины, у вас с четверга.
– Ага. А Синицын? Денису привет, – скривился Игорь. – Приезжайте вместе забирать.
Нина подвинулась – и он, растирая щеки, пополз по проходу. А сам думал только об одном: она же путает его с Петей! Как это может быть? Может, у него и лицо Петино теперь? Иначе она точно заметила бы …
Приехать он в Москву приехал, но попасть еще не попал. Вокзал был еще пока территорией окружной, просоленной и засаленной России. Как бангладешское посольство является во всех смыслах территорией гос…
Открыл издыхающий телефон – мне воды, тебе заряд. На последние гуляем.
– Так, где у нас Горюнова-то? – спросил очкастый у девочки.
Долгая, двухлетняя – а может, и еще более давняя, но корнями обрубленная по новокупленному шестому айфону. В телефонных фотоальбомах от Ксении ничего не сохранилось: наверное, Петя вымарал. А перепис…
Пока любовался с собой, в зале ожидания уже столпились. Ведомство было отремонтировано и как будто очеловечено: кабинеты у паспортисток из стекла, номерки автомат выдает. Вызывали в прозрачные застен…
Угадал с гинекологией. Значит, и со всем остальным угадал. А почему же тогда она все еще там? Сколько дней держат после аборта? Может быть, что-то плохо пошло? Илья встал, походил по квартире.
«Нин, я не знаю, как об этом с тобой в глаза разговаривать……мне страшно об этом думать, о том, как изменится моя и твоя жизнь……Как будто теперь уже все за меня решили……мое будущее все уже известно на…
– Сдал! Сдал я этот злоебучий синтаксис! И русский как иностранный! Русский на пять, иностранных шпионов могу смело обучать, может на лето подработку найду! А синтаксис на четыре, но от Малахова уже …
Прав был Илья-двадцатилетний: тут бы нашлось для него место. Для всех находилось, и для него нашлось бы.
Он их помнил замызганными, зелеными, с исцарапанными стеклами, с изрисованными боками, с деревянными общими скамейками, пол в подсолнечной шелухе, пиво пролитое испаряется медленно, и все этим пивом …
«Педро! Как настрой? Я вот тут…» – Илья даже не стал в Вотсапп заходить, целиком читать. Неутомимый ты клоун, Гоша. Иди в жопу, не стану даже тебе отвечать, стерпишь; ты этим у нас и не избалован.
Дошел почти что до метро. Взял телефон маршрут посмотреть – и приник к нему холодными пальцами. Удивился: от него жар шел. С чего бы, если он в наружном кармане и с погашенным экраном? Греется, значи…
– Дорогие коллеги! Да что там – друзья мои дорогие! Этот день вы сами знаете, как важен для любого нашего человека. Это ведь не просто знак признания со стороны, так сказать, государства, а значит – …
Хазин этих причитаний словно и не слышал. Ни на одно не ответил. О другом речь заходила – доставал затычки из ушей. Про отца – молчал. Может, он и катастрофы никакой не почувствовал? Или его, наоборо…
Она потерла раскрасневшийся на холоде нос. Мясистые икры в черной упаковке, блеклые глаза – в фиолетовой. Илья заглянул в коляску. Там была видна только кнопка носа, шапочка натянута по самые щеки. С…
Солнце било в прореху, стало можно шапку снять. Подошел к расчищенной от киосков Кропоткинской: из-за крыш выплыли золотые шары храма Христа Спасителя, стали подниматься в вышину. Дома распахнулись, …
Но к мужикам Илья возвратился не сразу, хоть и торопился. Не выдержал. Мотнул ленту вверх: есть там?.. Было. Нина зеркало фотографировала, а в зеркале была она сама – загорелая, худенькая, под ребра …
Что вашему единственному сыну горло пробил, что сложил его, еще живого, в колодец и закрыл над ним, все слышащим, железную крышку.
– Перевоспитался, Илья Львович? – лейтенант наконец обернулся к нему, но справку не возвращал, зачем-то складывал ее пополам.
Илья смотрел завороженно. Нельзя было оторваться. Нина играла, но не переигрывала. В ней не было ни жеманности, ни подделки. Затмила Нина полностью его вчерашний день, хотя б и на минуты.
«НЕ ХОЧЕШЬ ТЫ ЖРАТЬ ЗНАЧИТ ТЕБЯ СОЖРУТ! ТАК БЛЯ ЖИЗНЬ УСТРОЕНА! У НАС В УЧИЛИЩЕ В УССУРИЙСКЕ ТЕБЯ БЫ ЖИВО УМУ НАУЧИЛИ. НЕ ВАША АКАДЕМИЯ».
– Ой, Вадик, смотри, тут люк открыт! Осторожно, когда выезжать будешь!
Номер не определяется – и сообщений нет. Может быть, любовница. Друг – вряд ли, почему бы не записать друга по имени, для чего стирать переписку? А сделка… Все партнеры у Суки были разложены по папоч…
– Что ты имеешь в виду? Кого? – тут же отзывалась мама.
– Да мне насрать, ясно? – огрызался Петя. – Можешь сваливать.
Остаток Петиного больничного срока ему писали ни о чем – наверное, все важное произносили человеческим голосом, чтобы буквами не наследить.
Вышел на лестничную клетку, позвонил тете Ире в дверь. Она открыла: джинсы, из футболочной прорези морщинистая шея, сигаретка в желтых зубах.
Зарядка была скверная – все, что Петя из нее одолжил, все и истратил на письмо к матери. Попросил кипятка долить в чай: стало еще жиже.
– Слушай, я обещаю взять отпуск. В Анталию полетим? Или в Кемер. Вдвоем. Ты и я. А? Олл инклюзив. Как белые люди.
Нельзя было телефон включать, чтобы не засекли – да и думать громко было нежелательно. Просто высидеть-дотерпеть до Магомедовой эсэмэски: согласен тот быть обманутым или нет?
– Я тут подмаслил уже сестричек, все организуем. Я соскучился! Это правда!
Ведь могло так быть, что как раз знакомый, и очень хорошо знакомый? И что сообщения от него стирались сразу, как прочитывались? Могло вполне.
Справа сидел какой-то иногородний в теребленой ушанке, уставился ему в телефон, помешал думать, как Нину спровадить понежней.
Тут же у них оказался и аппарат: Илья набычился, глянул в зеркальный зрачок, чикнуло-сверкнуло, через половину минуты вылезли из принтера четыре снимка. Было непохоже ни на паспортное фото, ни на фси…
– Короче, я первую и последнюю страницу только в реферате переделал, потому что она дальше ничего не гуглит, ей вломак, – продолжил стриженный совсем мальчик в желтой куртке-аляске.
Им можно вредить, ничего за это не будет.
– Не говори глупостей. Но он сказал, чтобы ты больше эту девочку к нам в дом не приводил.
– А в Швеции детей в школах гомосятине учат, прямо в учебниках, – не сдавался бородатый. – Это нормально? Терпимость!
Нет. Он не мог сейчас. Потом, попозже. Сейчас не было сил, чтобы во всем удостовериться. Боялся заменить память трупом.
– Игорь, привет. Мне все нужно сегодня-завтра.
Никогда бы он не женился на тебе. Что там – отец ему, мол, не позволял? Это отговорки все. Ты же сама знаешь: он в людях людей-то не видит. Семь лет мне за что приговор? За спор, на спор. Хрусь – и д…
– Сопротивление при задержании! – сказал черному штатский.
Постоял бесшумно, вслушиваясь, нет ли в квартире еще, кроме него, живых. Потом прокрался в кухню, выхватил из кухонного шкафа ствол, щелкнул предохранителем и уже с ним пошел проверять.
В Верином голосе слышен был страх. Страх и недовольство. Она спрашивала: ты правда вышел? И хотела, чтоб Илья ей сказал: шутка.
Заиграла музыка: что-то лирическое, но ритмичное, как будто латинское, с кастаньетами и неведомыми мексиканскими погремушками. Кончилось вступление, вышел на сцену испанский баритон, под гитарные стр…
– Поехали ко мне, – говорила рядом пьяная девочка пьяному мальчику.
– Давай не при людях, Стась. Это вообще долгий разговор, кто…
– А о чем с тобой разговаривать? Будет бабло, обращайся.
У матери в комнате какой-то спертый воздух был, удушливей, чем в остальной квартире. Может, от постели шел, может, от комода. Илья искать не стал, открыл просто форточку.
Москвы тоже было слишком, после елочных коридоров она приезжим распахивалась как космос. Укутанные люди прыгали из вагонов через ров на платформу, выгружали перехваченные липкой лентой сине-клетчатые…
Из Боготы потом сразу в какие-нибудь джунгли рвануть, чтобы никто не нашел. Хотя зачем в джунгли, если у них там столько пляжей? Вон и Карибское море, и Тихий океан.
Воткнул, чтобы далеко не ходить, прямо здесь, за тумбочкой. Чтобы не показывать матери, будто он от нее бегает. Ток вроде пошел, но телефон не оживал, упрямился. Отдай мне его, тебе-то он сейчас заче…
Очень хотелось включить обратно телефон, проверить – не написала ли она чего. Это ведь все всего-то утром было – больничный коридор, испанская песня эхом по палатам, Нинин оклик. Нину-Ниночку еще нел…
Спрятался в конце коридора, у кадок с мясистыми щучьими хвостами. Прождал бесконечность. Выследил из своей засады, как вернулась хозяйка кабинета. Восточная женщина с тягучим акцентом и раскатистым «…
Как будто прозрачная тень, но не тень, как будто беззвучный целлофан в человеческий рост развернули. Как бесплотное, но движется, живое.
– Ты ужасное говно, Петя, но я тебя зверски люблю! Да, я буду твоей женой, блин! Давай уже, ты где?!!
Ударила музыка: сначала присвист душевный, потом тоненький девчачий голосок: «The world can be a nasty place… You know it, I know it!», и еще мяуканья, у Ильи английский кончился, потом басы такие, ч…
Двигал ногами, горячее по жилам разгонял, подставлял лицо мокрому ветру – и оживал. Хорошо было дома, уютно, но там склеп был. А тут, снаружи, как-то в жизнь верилось. Завидовал только людям, у котор…
Пока стоял на холоде, телефон молчал. Как только сел в вагон, сразу оттаял. Задрожал, принялся напевать: «Я огонь, что твою кожу жжет…»
Можно купить водки и ждать, пока придут. Можно самому явиться с повинной, чистосердечное написать.
Тот самый, кого Илья ждал. Денис Сергеевич. Кто ему сегодня назначал быть как штык. И вот призыв.
Петя шептал что-то в ответ, но сейчас опять не было времени разбираться. Запись была четыре минуты. Кончалась, когда Сука нагадал пароль и хотел кому-то за помощью звонить; но срок истек.
Выделил курсором все, начиная с «Нервничать», чтобы стереть – и, вместо того, чтобы уничтожить, наперегонки сам с собой нажал «Отправить».
По кругу гонял запертый во дворе ветер. Падала с неба божья перхоть.
Тут спрос был с другого человека. С Пети Хазина. С Суки.
Вылез мокрый – полотенце забыл. Таракан отступился, спрятался до поры. Илья прошлепал в комнату, нашел у мамы чистое полотенце, обтерся. Похоронить ее сначала по-человечески, а потом что угодно.
– Скучно же правду, – сказал Петя чужим голосом. – Точно не желание? Ну ладно! Ты мне когда-нибудь изменяла?
Но за убийство лягавого другая зона положена: пожизненное, особый режим. Специально придуманная так, чтобы человека до самоубийства довести – в камерах слепящий свет круглые сутки, воздуха в день пол…
Хазин до нее все время недотягивал, на цыпочки вставал, а дотянуться не мог. Она, наверное, просила от него такой жизни, какой он сам не жил; ее и раздражало, что он мелковат, и умиляло. Сначала был …
– Знаешь, я однажды одного парня просто так закатал на семь лет. Подбросил ему пакетик, – медленно, задумчиво напечатал Илья. – Это, например, как?
Спиритический сеанс, сказал себе Илья. Это какой-то ебаный спиритический сеанс, вот что это такое.
Прибой в плазме набегал белой пеной на белый песок, пальмы шевелили своими листьями, похожими на пропеллерные лопасти. Небо было такой синевы, что в него хотелось нырнуть. Илья смотрел в экран, смотр…
– Почему ты сразу говоришь «нет»? Мы можем тебя устроить анонимно, у папы есть знакомые специалисты. Можно на Ипатовку лечь, можно в частную клинику.
– Удостоверение тебе? – Штатский хоркнул носом; глаза у него были бешеные, навыкате.
Один из них ринулся сортиры досматривать, другой стал кому-то звонить. Илья ждал счет и сам считал – восемьдесят три, восемьдесят четыре – чтобы голову держать пустой, чтобы никакой электромагнитной …
Это ваши с ДС игры, строчил ему сегодня Игорь, чтобы я подставился. Значит, Денис Сергеевич против Игоря интригует. Если Игорь боялся закладку в помойке оставлять, если в закладке тот самый товар, ко…
А теперь доходило: когда она канючила у него общее будущее, ей просто в настоящем одной застревать не хотелось. Потом Илья в прошлое попал, а Вере потребовалось двигать дальше вперед. Можно ее понять…
Он присел на кровать, выдвинул ящик. Мобильник тут, тут и зарядка.
– По указанному адресу проживал ранее судимый гражданин Горюнов, недавно вернувшийся из мест лишения свободы. При попытке задержания оказал сопротивление, открыл огонь на поражение по сотрудникам пол…
Секунд хватило только кинуть ему айфон вниз.
Будущее разверзалось перед ним, железный люк над головой сдвигался, обнажая космос.
Прошуршали-прозвенели брюки; хрипло дышалось, фокус скакал, вместо черт были очертания, бутылочные блики на коже, короткие всхлипы. Кажется, поставил Нину спиной к себе, наклонил ее вперед.
– Ты, паскуда, не знаешь, что это? Я даже знаю! Это оборудование, уебок! Для гровинга оборудование! Что ты тут, помидоры голландские разводишь?! Да тут у тебя теплица целая! Хера себе! Свет… Эй, Кост…
– Здравствуй! Мы будем, да. Погоди, я с отцом переговорю.
Илья, смущенный, схватил телефон, как будто ему в экране гораздо интереснее. Но телефонная Нина – одна тень была, ксерокопия ксерокопии; с подлинной Ниной – никакого сравнения.
Первые четыре года она ездила к нему каждые шесть месяцев: все, что могла отложить со своей зарплаты, тратила на дорогу до Соликамска, на гостинцы к свиданиям. Потом стало шкалить давление, Илья в ко…
Хотел вернуться к Денису Сергеевичу, но не получилось. Гоша упрямился. Отправил фотографию: сидит на диване рядом с двумя цыпами с перекроенными лицами, цыпы дуют губки в камеру. Сам Гоша – отечный, …
– Давай в сигнал про это, вась, – перебивал Хазин.
Телевизор продолжал работать, когда Илью, истыканного гранатными осколками, выносили из квартиры, завернув в простынь. Было немного похоже на святого Себастьяна.
– Да он просто свою пешку из меня делает, как всегда!
Это арест так полюсы поменял: до него Илья сам думал уйти от нее, освободиться от лобненского бремени и переехать в Москву всей душой. Думал, но уйти смелости недобирал. У Веры вся кожа была, как у д…
Потом Петя погас, а вместо него стали показывать, как корреспондентка с красным поролоновым микрофоном стучится в железную дверь. Ей открывают – пожилая женщина с седыми, еще вьющимися волосами, с те…
– А помнишь, как мы с тобой в голубятню влезли на Букинском? Когда это было, в седьмом классе? Эта, которая рядом с Веркиным домом, у желдор путей? Когда нас хозяин запалил и из окна по нам начал из …
– А я-то тебе зачем? Мы с Наткой в театр собирались.
– Петя. Он мне запретил тебе звонить. Я тебе письмо написала в электронную почту. Ты, пожалуйста, прочитай. Не спеша.
В девять ему говорили, операция через два часа. Это прямо сейчас, значит, делают? Поэтому Нина пропала? Или ее успокоительными пришибло?
Сунул в рот ложку холодного супа. Протолкнул в глотку. Еще одну. В глотку. Еще. Еще. Еще. За маму.
– На диско знакомились, – Илья сосредоточился. – Ты меня первым угощал. Супер было. Я Илья. Помнишь? Месяца полтора назад.
Кофе с сахаром размыл осторожность. Сболтнул и пожалел. Сейчас она захлопнет свой компьютер и скажет, что закрывается на обед.
Прозвенел звоночек – у вас голосовое сообщение. Илья набрал номер, который было сказано. Сделал телевизор потише.
– Ты че, ах-хуел, «основания»?! – заплетаясь, заорал лейтенант. – Я наркомана задерживаю, сейчас на освидетельствование поведем! Руки убрал!
Терся губкой тщательно. Двое суток поезда надо было отскрести, семь лет зоны, и еще вчерашний целый день. Лилось слабо, толчками, как из вскрытой вены. Жалели там ему воды. Намекали ему. Не хотели, ч…
Завтра, если все выгорит, улетать новокупленному человеку Горенову навсегда. А бывшему Горюнову нужно попрощаться с тем, кто останется в старой жизни. Увидеть девчонку, с которой мог бы всю эту жизнь…
Там у стены были вместе свезены два тела, накрытые одной общей простыней. Женские ноги и мужские волосатые. Доктор приподнял полотно, убедился, позвал.
Сразу посыпалось на него все, что за ночь недополучил. Перед тем, как отключиться, конечно, он отмахнулся еще от Петиного отца: да все пока нормально, не кипиши; а они, оказывается, не отстали.
«Нина лежит в 81-й больнице. По телефону ничего не говорят. Только лично».
Можно ведь успеть. Место нормальное выкупить, гроб приличный, что там еще положено, спросить у тети Иры, опытного человека. Венки. Попросить за все прощения. Расцеловаться. И сгинуть. Если деньгами з…
Тетя Ира выдала ему тонкую белую сигарету с золотым ободком.
– Да, гражданин начальник! – Он сутуло вскочил.
– Петя, это все-таки юбилей. Шестьдесят лет, такая дата. Для него очень важная дата, ты сам понимаешь. Не только, потому что просто круглое число. А еще из-за пенсии.
Бежать. Сейчас на поезд прыгнуть, пока паспорт еще не внесли в розыск. Соскочить где-нибудь… Под Ярославлем, или… Там в деревне потеряться. В каком-нибудь заброшенном доме. Или машиной надежней. Но д…
– Так что придется вам меня простить! Тем более, что из присутствующих меня тут некоторые понимают! Потому что и сами пробовали! А, Борис Палыч?
– Ладно. Тогда давайте безвизовые рассмотрим варианты, – ничуть не смутилась Роза. – В Шенгене все равно сейчас холодно…
Ты прав, я неправ. Я тебя выдернул из прошлого, из школьных фотографий, сам не знаю, чего ради. Я прикормил тебя, беспозвоночного, сахарной пудрой. Приучил тебя, приручил. Для чего-то ты был нужен мн…
– Он меня туда брал с собой пару раз, – промямлил Петя.
«Мам, не надо паниковать, и не дергайте, ради бога, Дениса Сергеевича. Я тут встрял в кое-какую передрягу, но надеюсь из нее совсем скоро выпутаться. Мне очень жаль, что я заставляю вас нервничать. И…
– Это другая тема. Думаю, предложение девушке делать или нет, – наконец промямлил Илья.
Блеклый свет придавливал его к асфальту. Спину щекотало. Ноги умоляли сорваться. Видят? Заметили его?! Виски тисками. Обернуться нельзя.
В тепле его развезло; он расстегнул ворот, принял с благодарностью кофе, положил три ложки сахара.
И в понедельник, когда Хазин на службу не выйдет, Денис Сергеевич может сам его отцу набрать и спросить: как там, не стало вашему сыну получше? В субботу-то чуть не кончался, работу загнул.
Заиграло: какой-то тенорок субтильный цыплячьей грудиной постанывал стильно, сверху шипело, и черный нарубал смело этот ручей речитативом. Вместе получалось странно томительно и пряно.
– Я извинился же. Хочешь, еще раз попрошу прощения.
Она ответила не сразу – а потом вдруг пришла фотография. Илья щелкнул по размытому контуру, чтобы загрузить ее – и ослеп.
Сошел обратно, теперь уже один на танцполе. Никого и не надо.
– Товарищ милиционер… Слышьте… Давайте это самое… Да че… Это я мяту… К чаю… Чего группу… Давайте пообщаемся…
– Ну че ну… Двести за грамм. Качество как у Эскобара. «Наркос» смотришь?
Есть только миг между прошлым и будущим. За него и держись. Именно он…
Тут она жива; здорова? Хазин ничего у нее ни о больнице, ни о здоровье не спрашивает. Значит, во вторник еще было без происшествий. А когда стряслось?
И «архангел», который и сам когда-то был человеком, припомнил это и пустил их обоих в «Рай». В облака сладкого дыма, в долбящую по ушам музыку, в блаженство.
Илья отстал от Синицына. Правильно он все про Петю понял? Конфискат налево толкал? Правильно. Он отодвинул телефон. Глотнул черного передержанного чая. Положил три ложки сахара, размешал. Сахар в хол…
Илья сначала думал: что он им может сказать такого, чтобы сразу не распознали в нем чужака? Но они его сами пожалели. Просто не стали при нем молчать-запираться, а говорили дальше свой разговор, как …
В вагоне метро он мог людей разглядывать безбоязненно, даже сидящих ровно напротив. В вагоне он никому не был нужен: все утопли в своих телефонах. Тетки крашеные крашеными ногтями, раскосые гастарбай…
Три желтых Сучьих рожицы: до слез хохочут. Чем кончилась эта история? Илья опустился ниже.
А последний год разговоры часто ее слезами кончались. Хотя чего уж было плакать, когда всего ничего оставалось, в сравнении с отбытым. А что он может ей сказать, когда рядом или вертухай, или, хуже, …
Все можно успеть. До больницы – час, до Кутузовского оттуда тоже не больше часу. Можно и матери потрафить, и Игоря усыпить. Ненадолго. Но надолго и не надо.
Их квартира была – пятьдесят метров, как у людей. Для двоих – самое то, одному слишком свободно. Пол ламинатный, стены обойные, мебель коричневая, кухня шестиметровая, ванная кафельная, сортир уютный…
Илья проглотил. Нет, он ведь не хотел, чтобы этот разговор так повернулся. Он не хотел обвинять ее ни в чем, он решил давно, что прощает ее. Несколько лет назад решил. По-другому нужно было… Как?
Дико, дико страшно стало ему вдруг оказаться запертым в масляном-решетчатом кирпичном ящике навсегда, страшно лишиться пространства, воздуха, вида на многоэтажки, права ехать в поезде, ходить по улиц…
– Израиль вообще ван лав! Крошечная такая страна, вся размером с Московскую область, даже меньше, а на самом деле – целый мир. Тель-Авив это ночная жизнь круглые сутки, всякие клубы-бары-дискотеки, к…
Он тут же набрал еще раз. Пошли гудки – и шли бесконечно, а потом женский голос ровно сообщил ему, что абонент недоступен. Еще набрал. Зря. Еще. Нет. Еще. На что надеялся? Что на пятый раз ответит? Ч…
Что успели увидеть пьяные на Трехгорке, чего не успели – он не знал. От люка уходил к ним спиной, на оклики не оборачивался. Новости узнать неоткуда: телефон теперь у Пети. Было без этого черного апп…
Мать ответила через несколько минут: «Это то, что я думаю?»
Разулся у самого входа, потому что мать бы заругала его, если наследит. Тишина стояла такая, как будто она спала крепко. Дверь в ее комнату была открыта. Она так тоже оставляла, когда он в ночное шел…
Но если сделка сорвется, спросил он себя. Ведь я у Игоря должен был товар для них получить – а Игорь не хочет отдавать его никому, кроме Пети. Они тогда не заплатят, и никакого паспорта я уже выправи…
Встал под душ. Когда мать успела с Ниной смириться? Вот только в сентябре же еще еле признавала ее, сквозь зубы. А теперь уже номер ее есть? И разговаривают между собой. Не дочитал еще до этого, знач…
Пока сюда ехал, не сомневался, что нужно вставать на учет. А сейчас, у сизого мента на мушке, вдруг задумался. Вошел в поисковик, набрал: «статья 228.1 освобождение учет ограничения». Отвернул от авт…
Нашел конец октября в переписке Пети с матерью: когда Нина робу примеряла. Когда казалось, что все главное наконец случится – прямо на этой же неделе.
Решил тебе написать прямо настоящее письмо, а то с этими смс толком ничего не объяснишь. Времени у меня тут сколько угодно, так что можно и обдумать все не спеша. Ты права по поводу моего калыма, и п…
У станции дежурила патрульная машина, но менты грелись внутри, щадили щеки. И народу сюда стеклось со всей Лобни, из этого варева Илью было сразу не подцепить, не зачерпнуть.
Он проверил – и точно: есть и загранпаспорт, и виза. Фотография в загране его, Ильи – и в то же время словно и не его. Щеки гладкие, без оспин, волосы на висках обриты, а сверху чуб – уложен, как фен…
– А мне, может, не нужно так! Я, может, своих погонов хочу, а не ее!
– Я не в Москве сейчас, а забрать срочно надо!
– Нин. Это с работы, секретарша начальника. Это правда.
– У меня дефицит витамина П. Я хирею, дорогая редакция. И лето кончилось.
– Я бы не хотел никому рассказывать, у кого я что беру, братиш, – через несколько медленных минут выдавливал Гоша.
Между каталками стал проход, Илья зашел в него так, чтобы маме в лицо заглядывать.
Ничего Лобней не кончается и не начинается с нее, его фантазии про художников под крышей – наивные, киношные, а жизнь и странней, и роскошней.
– Реально шесть грамм? – спросил он. – Дай зазырить.
Как будто это не Серега сидел на краю крыши, а Илья. Болтал ногами и наклонялся вперед, чтобы бездну лучше разглядеть.
Вдавил буквы такой тяжелой рукой, что волна по экрану пошла, как от камня по воде: «СПИШЬ?»
– Пойдем купаться? – спрашивал ее своим высоким голосом невидимый Петя.
«Макаров» дома оставил – не тащить же его с собой; теперь жалел.
Грохнул замок, ухнула дверь, обдало стылым и затхлым.
Вот было самое последнее его слово в их переписке. На! Жри!
– И педерасты, – закончил Илья. – Мне так в троллейбусе один человек сказал.
– Господи, Хазин! Ну что ты за человек?! Вечно у тебя то понос, то золотуха! Ладно, занимайся своей девушкой сегодня! Но отгул спишем!
– С людьми нельзя, как с говном, Петь. Люди – они живые. Тебе кто-нибудь говорил об этом раньше? Мама, папа?
Потом сообщил Гоше: «Может быть. Я попозже напишу. Не спи, братиш!»
Нет… Если встреча была назначена, простуда Илью не оправдает. Перелом даже не оправдает: почему не позвонил, не отменил, не перенес?
Много вообще думал о ее чувствах. Привыкаешь о них слишком много думать, когда один у матери растешь.
Доехал до какого-то окраинного метро, пересел.
Обежал кругом, нашел пятый подъезд – и главное: помойку. Огляделся: не подстава?
Положил себе половником сваренных матерью стылых щей, как было, греть не стал. Раскрошил ножом усохшую горбушку, намешал баланды.
– Лей, мля, рогомёт. Вера, не Вера… Не хера тут уши греть. Я что надо, сам расскажу.
Не красавица – да, но никто ей об этом, видимо, не говорил. Не решался, что ли, или любовь глаза застила. И Петя не решился.
– Мечты сбываются, – обнадежила некрасивая девушка. – Какое направление рассматриваете?
Ящик в комоде выдвинут. Тот, где у нее касса. Заглянул – денег нет. Все выгребли.
– Я вышел. Ты… Ты тут, в Лобне? Или уехал?
И с ним Илья ее разъединил. Не мог там видеть. А теперь не мог из головы выкинуть.
– В общем, я уехала. Из тебя сыплется твой порошок. И телефон всю ночь жужжал. Скажи этим своим, что ли, чтобы хоть ночью не звонили. Палево же. Пока. За вещами потом заеду.
Илья выпустил на минуту телефон из кармана, примерил к нему неаккуратный, в заусенцах черный провод. Половину денег надо было отдать.
Развернулся к тому дому спиной, пошел прочь.
Посмотрел в Вотсаппе, посмотрел в Сигнале.
Три ночи, все менты спят? Включил мобильник. Тот и не зарядился почти, хотя был воткнут в сеть столько часов. Заканчивалось, наверное, Петино дополнительное время.
– О, Петр! Здорово! Как швейцарские часы!
ДС, покопался Илья. Это Денис Сергеевич? Тот самый лишний Петин начальник. Который и на шашлыки звал, и с правильными людьми обещал свести. И сегодня… Куда-то Хазина ждет.
Быстрей, быстрей – и побежал бегом. До автобусной остановки – стекольной, светящейся, праздничной: реклама счастливых человеческих лиц в ней вклеена – поднял с земли булыжник – и рррраз им в витрину!
– Я никому ничем не обязан, мать. Личная жизнь – она личная! Так и передай ему!
Развернулся к ним спиной, пошагал, умоляя себя не бежать, вдоль строительных заборов, тычась в щели, надеясь на узкий проулок. Гнев на нуле опять в страх перемерз. Не побежать стало почти невозможно.
– Да я водички бы просто, если можно. Уже пообедал.
– Окей. – Нина отвела глаза, думала. – Правда. Что ты хочешь знать?
– Переживаю за тебя. С того раза так не боялась, как ты с теми бородатыми влип, помнишь?
– Нет, мать! Не могу! Это служба! – это Илье непросто далось.
У нее своя правда была, а у Ильи – своя: и просто ждать операции-то было страшно, а уж идти на казнь своими ногами – вообще жуть. Мороженое не подкупало. Илья сладкое не очень любил, соленое больше.
И тут из телевизора на него посмотрел Петя Хазин. Цветное смешливое фото, кадр жизни из Инстаграм. Илья поперхнулся коркой: думал, я больше никогда не увижу тебя, Хазин, раз твоего телефона у меня бо…
Илья поднял телефон, хотел сосканировать, как Нина его научила, но в руках был тюремный, кнопочный, в котором и камеры-то не было. Он его бросил в окно. Дети какие-то подобрали, приняли эстафету. Усп…
Телефон долго не приходил в себя: китай-китай скверно контачил. Пришлось пошерудить, попритереть штекер в гнезде. Наконец очнулся, выкатил яблоко. Илья потерпел еще несколько секунд, потом влез в про…
Кажется, Петиным отказом вернуться к дочери замминистра еще не кончилось. Что-то Хазин другое еще сделал над отцом, жутче и злей. Надо глубже было в телефон спуститься, чтобы узнать, что.
– Ну почему ты отказываешься с ним хотя бы поговорить об этом? Ты же знаешь, как у нас испортились отношения с Коржавиными. Почему мы просто не можем позвать их в гости?
Вертлявый улыбнулся. Магомед почесал бровь.
– Ок. Тогда заеду за тобой завтра в семь, если ничего не изменится.
Стучали колеса электрички, мелькали фонарные столбы, Москва за окном расплавилась и потекла, чтобы отлиться через полчаса Лобней. Москва не держала Илью, не отговаривала. Хочешь до́хнуть – ну до́хни. М…
– Как тебе такое платье? Оно вроде не очень палевное. Хорошо, что сейчас тренд на робы, – слала она ему свою фотку через неделю.
– Да в нашу, тут. В городскую. Поедешь? Надо ведь забрать будет. С похоронами как-то придумать. Это хлопотное дело, похороны, ты-то не знаешь, а я вот сестру старшую хоронила когда, ты не представляе…
Илья тоже улыбнулся – как инсультный, одной стороной рта; за того Петю, который как будто жив. Тот Петя должен был продолжать шутить своей девочке шутки, чтобы ей не было страшно.
Илья отставил мобильный, разжег под кастрюлей огонь.
Новый год праздновали вместе – снимали с друзьями дом в Подмосковье. Была пьянка – Илья проверил фото – а лица у всех были не пьяные: искаженные, судорожные. На столе рассыпано угощение. И вот, видно…
Возникла перед глазами табличка: «Аккумулятор разряжен. Осталось 20 %». Где-то надо было срочно искать зарядку от нового айфона, нельзя было пропадать… Петина мать поверила ему про внедрение, а остал…
С Ленина свернул на Чехова. Там три улицы шли обрезками, с одной стороны в Ленина упираясь, а с другой – в Промышленную: Чехова, Маяковского и Некрасова. На Чехова стояла материна школа, восьмая. Мат…
– Потом доктор твоему отцу настучит наверняка, что я приезжала.
Если бы я не приехал в пятницу в Москву, если бы не было магнитной бури и моя мать не умерла бы: что?! Смог бы ты ее отговорить? Стал бы?!
– Омельчук! Нападение на сотрудника! Задерживаем! А вы, ладно, свободны, – махнул он всхлипывающей Вере. – Иди, че встала?!
Я просто волю его исполнил. Дальше давай сама.
– Я как раз очень реальная, Петь. И я хочу знать, что нам дальше делать.
– А почему? – морг у Ильи кругом поехал. – Почему она тут с кем-то… Это мужчина? Это почему так?!
– Ну ты свой фейс в зеркале видела? Ты же будешь у них главной звездой, шведа затмишь играючи! Они молиться на тебя будут, ниц пред тобою падут! Ну а я под юбку к тебе спрячусь и тоже проползу как-ни…
Есть тут что-нибудь про больницу? Про то, что с ней могло стрястись?
Изнутри заперто. У нее в двери замок с защелкой стоит, вспомнил Илья: рыжачок такой, передвинешь вверх – и можно захлопывать, само запрется. В Илюшиной комнате такого не было.
Замок можно было и из коридора вскрыть, там была такая дырочка крохотная, в нее если тонким ткнуть, замочная личинка разжимала свои жвала. Илья поискал в кухне, чем бы надавить. Взял спички, ножик, п…
Лучи вывернули из-за угла, стали палить тонкий, как паутинка, придомовый кустарник, где Илья хотел спрятаться.
– Это не у вас звонит? – спросил у Ильи продавец.
Надо было порыться в памяти, поискать отца.
Три дня прошло. Целая вечность. Было или не было все пятничной ночью? За эти три дня стало казаться, что все сон. Илья мог и по нескольку часов о сделанном не вспоминать. Мог бы, если бы не телефон.
– Прием-прием! Помню вас, Петр! Как слышите? – Нина отыскала в арсенале телефонных картинок изображение спутниковой антенны, вклеила ее в свое сообщение.
Пытались и жить вместе, как с Ниной; только это Хазин к Ксении переезжал. Вот там, у нее – были хоромы. Не пенопластовая лепнина, а сталинская, из костной муки. Не шест для шалав, а масло в золотых р…
– Я до генерала к старости только дослужился! Ты мог с Коржавиным карьеру в десять раз быстрей сделать! В сорок лет уже генералом быть! Все тебе подготовил! Все устроил! На блюдечке с каемочкой! Толь…
– Это что было?! Это что за речь такая сейчас была?! Это, бля, новогоднее поздравление такое сейчас было?!
Если б царь не ехал. Если б у Ильи линии не перемешались.
– Мы просто только из Ланки… – заметался между ними Серега. – Типа поиздержались, все такое.
Наконец открылся – Илья прыгнул внутрь, вщелкнул самый верхний, восемнадцатый. Дом новый был, а лифт ленился и ныл. На полу было нассано, дух стоял тяжелый и приторный. Кнопки оплавлены зажигалкой, н…
Ты меня сама записала на дурацкое карате, хотя я и не просил. Не пригодилось, не спасло. Маваши-гири, больше ничего не осталось.
Она была неожиданно высокая, с Илью ростом, наверное. И очень быстрая. Никакой плавности не было в ее движениях: в кафе ворвалась, пальто сбросила, мокрую от снега челку откинула, дернув головой. Сви…
Но УДО же не дали. Почти одобрили уже, а потом он сорвался-таки, вылез из кармашка.
Не будет теперь даже и никакого пожизненного, Нин. Может быть, сразу на тюрьме, еще следствие не разгонится, задушат подсадные. Кто-нибудь другой будет во сне с тобой по Америке на «Мустанге» разъезж…
Поэтому важно было сейчас оказаться им в этом поезде, который обоих их вез бы в одном направлении. А могли одни на двоих наушники и сцепленные светящиеся браслетики удержать вместе двух людей, которы…
Электричка застучала по рельсам, город сгинул, теперь за окном был только этот же вагон в черном цвете, и сойти с поезда стало некуда. Да Илья и не собирался сходить. Его затягивало в Москву гравитац…
Мать Хазина была на взводе. Илья это чувствовал: если просто дальше отшивать ее, путать, ничего ей не давать – она уже не сможет гнать от себя тревогу. Надо было помочь ей поверить Илье, подыграть ей.
Почему-то сбился, застеснялся. И закрыл. Это же, кажется, и надеялся на самом деле найти? Но слишком стыдно стало видеть, как ее зарезанный Петя ласкает. И стыдно за свое непотребство при неживой мат…
– Меня там не было. Адрес ты назначил, – Илья набирал уверенности. – Думаешь, я под тебя копаю?
Полистал еще море, пляжи, купальники – но сегодня это все иначе как-то виделось. Щемило сегодня. Сердце дергалось на шампуре и подтекало.
– Ты мяту у меня всю сожрешь сейчас, говно! Усек ты?! Ты взятку мне, что ли, суешь?! Ты ах-херел?! Тебе еще за дачу взятки впаяют… Костомаров! Берем этих укурков и все тут опечатываем! И энтэвэшников…
Илья погладил пальцем стекло – и промахиваясь между тесно посаженных клавиш, набрал осторожно.
Электричка въезжала на тот самый Савеловский.
– Штука. Но на него люди жалуются, говорят, батарею сжигает. Оригинальные только у яблочников, но они все равно же китай, просто фоксконновский. Вот заводской бодро берут.
Пришел заранее, уверенность для охраны репетировал: нет, никто не ждет, я сам дорос у вас столоваться. Впустили как-то, а он еще себе из наглости вытребовал такое место, чтобы было видно вход.
Только не спрашивай больше ничего. Не могу разговаривать.
– Приняли груза двадцать, пять можно в сторону, – докладывал Синицын.
В лифте он каждую секунду смотрел Илье в глаза. Искал там что-то. Но Илья научился за семь лет делать из глаз мутное стекло.
После третьей станции в кармане опять ожило.
Но Москва стояла надежно. Она была взаправду и навсегда.
– Не хочешь со мной на Навку сходить? Ледовое шоу, – говорила одна ухайдоканная тетка другой. – Я тот раз была, феерия.
Это ты ко мне приклеился там и приплелся за мной, потому что я тебе дорогу к своему дому показал?
– ПОСМОТРИМ, КАК ОНИ ТЕБЕ ПОМОГУТ! ДРЯНЬ!
Совсем уже одурев от ящика, на взводе и в раздрае от последнего шоу, Илья врубил телефон прямо на кухне и сам Магомеду написал, совсем уже борзо: «Не бойся, у нас без кидалова».
Она прислала ему: невесту в фате и жениха в смокинге. Прихлебнула из второго бокала.
Вышел на край света. Топнул ногой. Вздернул руку. Качнул плечом. Хлопнул в ладони. Нутро дрожало. Мембраны гуляли. Топнул еще. Не в ритм. Танцуем. Слишком громко. Танцуем! Хлопнул. Где ты там, Гоша? …
– Девушка? А почему не предупредил? Почему на метро?!
В этот раз на такси было жалко, сел в метро. Но отец его и из-под земли достал.
Нырнул под одеяло. Дрожал долго: все тепло отдал, отогреться было нечем.
Илья ее не винил: не то что бы она – прямо уж сука, просто дом сторожит.
Звенело. Было больно, но из-за водки – недостаточно больно. Он ударил себя еще.
Дошел до метро; все, съездил. Пора было обратно, в нору.
Гоша в жизни был не мерзкий, как на той фотке, которую он Илье для опознания прислал в субботу из клуба. Обычный парень, чуть старше Ильи, разве что изможденный ночной жизнью. Перед Ильей он не лебез…
Стыдно почему-то мне, Петя. Стыдно тормошить тебя, стыдно обирать. Глупо, что стыдно, а правда.
А потом развернулся и влепил телефону с размаху, так что тот слетел к чертям со своего насеста на материну кровать, провалился в подушки.
Перешел мост – и попал опять на Красный Октябрь. Все дороги сюда и так вели; но Илья сейчас специально шел. Знал, куда.
К нему прямо, с каждым шагом. К нему! И вышли.
Улыбался, а нутро жгло. Больно было ей это говорить, сейчас больно и больно вот так. Она вспыхнула, его опалило. Она прыснула, у него глаза набухли. Она приложилась к бокалу, его шатнуло.
«Думаешь, ты работой отделаешься? Нет, малыш, так не выйдет. Ну-ка, зайди-ка в Вотсапп, я тебе послушать кое-что пришлю!»
Напротив школьного подъезда Илья замер. Желто-белая, блочная, трехэтажная, окна трехчастные, как дети у домиков рисуют – такая же школа, как у всех остальных в стране. Ее, кажется, ни разу не ремонти…
– Мне и не надо ничего, я твердо встал на путь исправления! Можешь даже без апельсинов и цветов! Только ты!
– Ты сделал, что сделал, Илья. – Вера говорила твердо. – Спасибо. Все равно. Я тебя не люблю давно. Я, может, тварь. Но и это значения не имеет. Я к тебе никогда не вернусь. Не звони мне больше. Ни с…
Вышла все-таки, что ли? И сколько ему теперь стоять тут? Или надо обходить все окрестные продуктовые? Нет хлеба – и черт бы с ним! Можно было дождаться его, он и сам бы сбегал. Двое суток в пути, баш…
– Ну если ты за справкой об утере, то это не к нам, а к участковому, – автоматчик сплюнул окурок и хлопнул дверью.
Он рыгнул Илье в ухо и продолжил. Илья, не дослушав, толкнул его – ладонями – от себя. Курчавый качнулся, но устоял. Кивнул Илье. Скривился.
На следующей станции дали на секунду интернет, Илья поискал в новостях Трехгорную мануфактуру и тело. Понедельник все же: рабочие вернутся в этот подъезд, на лобное место. Начнут грызть дому нутро, з…
– Понял! А я тогда пересяду в цветник. Раз вы такие с Петром предатели, мне придется одной грудью все три амбразуры закрывать… Ну или наоборот… Драники на мне! – Гоша стал махать тургеневским барышня…
– Да! Здравствуйте! Сидели сейчас у вас с девушкой. Бумажник не забывал? Черно-серый, в шашечку, «Луивуитон»? Нашли? Слава богу. Да, сейчас вернусь.
А можно пойти сейчас на Трехгорку – и вернуть телефон Пете.
Я там, наверху, в тебя играю, уже забыл, где ты кончаешься и где начинаюсь я. Уже подумываю, что ты ненастоящий. А ты настоящий – тут. А там тогда кто?
– Я не говорю, что это правильно! Но там-то тебя все устраивало!
А стирать? Жестоко, что ли. Материн номер Илья точно не смог бы стереть, если б и было откуда. Но про отца – неясно. У Ильи отец умереть не мог, потому что он никогда и не жил.
Спал как убитый. Если и были там какие-то сны, Илья их все пропустил.
Думаешь, он дал тебе свободу до конца недели, как ты просил? Ты же видел, что это за человек. Ты же у него научился разговоры по душам на диктофон писать. Нет, он тебя не оставит. Это ты сорвался, ты…
Один Илья тут был трезвый. И пить нельзя: в кармане четыреста рублей на всю жизнь. Стоял в темени, зыркал из угла на сверкающий танцпол, на этих ребят, его на семь лет младше, щурился на стробоскоп –…
Вход в чугун стерегли черные с автоматами охранники. Камер от ворот до дверей Илья насчитал пять штук. Машин на парковке было мало, все огромные внедорожники с зеркалами вместо окон, все нездешние. П…
– Да. Горюнов. Да. Через «е». Не знаю. Ну а я тут при чем? Так что? Переделывать? Через согласование? Хорошо.
Ладно, прости, мне надо карманы твои почистить.
Удобная штука. Вот бы судьбу можно было так простраивать: в точку А вбить текущую позицию, в точку Б – к чему хотел бы прийти. И Яндекс тебе рассказывает – сначала пешком тысячу километров, потом пое…
Послушал в памяти, как она кричит в ватном коридоре: «Петя! Ты здесь?!» Екнуло.
– Ладно, прости, я понимаю, что это все бабья дурь! – раскаялась Нина. – Знаешь, у беременных еще и мозг атрофируется. Я прямо чувствую уже, как процесс пошел. Мужайся!
– Курю. А то я звоню… В больницу увезли, да? В какую? А телефон не взяла с собой?
Крикнуть им, полезть наверх? А вдруг начнут светить, спрашивать, увидят… Нет. И остался лежать ничком, тихонько, как будто убитый и сброшенный вниз.
А если он сейчас застрелится, что с ней будет? Кто ее заберет? Кто похоронит? Где? Что вообще делают с мертвыми, у которых своих живых нет? Зарывают на каком-нибудь муниципальном кладбище? Сжигают из…
Ум после судороги оцепенел. Илья намешал кислого сахара в кофе.
– Ты ведь на Новый год заскочишь к нам? Хотя бы проездом. Мама.
Три последние дня Илья к занавесу себя готовил. Всех амбиций было – за собой прибраться и мать пристроить.
Вывернули со второго к мусоропроводу между этажей. Девочка расходилась, начинала верещать.
Вошел через ленивую охрану, сгорбился от камер, крутанулся в турникетах.
Отец печатал все заглавными. Все, что он Пете присылал – все состояло исключительно из заглавных букв.
Стены котлована казались отлогими, и я карабкался вверх, чтобы меня не затянуло в воронку. Но песок проходит сквозь мои пальцы, стена оползает вниз, и меня тащит в чью-то пасть, которая вместо дна, х…
Две недели только о том говорили, как друг друга развлечь. В раю безделье гнетет. Ну а что, тоже мука.
Надо опять к Игорю – на пониженных тонах, на малых оборотах…
Открыл Вотсапп, написать. А что написать?
И почему-то – вместо того, чтобы одеваться, мусолить денежные остатки, скатываться по лестнице и искать сотовый ларек, Илья подтолкнул в телефоне галерейную ленту. Поводил пальцем над иконками, как м…
– ПОТОМУ ЧТО ТЫ СОСУНОК! САМ ЭТО ЗНАЕШЬ! ТЫ БЕЗ МЕНЯ ЧТО? ГДЕ БЫ ТЫ БЫЛ?
Стал себе в оправдание вспоминать пятничную ночь на Трехгорке, фотографии с захваченной по-борцовски прошмандовкой в дорогом ресторане на сияющей набережной, приход с ней, балансирующей на шпильках, …
Обедал в Макдаке; это же и ужин был. Взял три чизбургера по пятьдесят рублей. Вкусно было – нереально. И сытно: как будто желудок монтажной пеной залил.
Нашел только какого-то: «Игорь К. Работа».
Надо было влюбиться в кого-то такого, как Нина.
Зачем он ей это сказал? Про материну смерть?
А можно подойти к ней, заговорить о чем-нибудь? Притвориться, что хочет с ней познакомиться. Пусть она фыркнет и пошлет его, делов-то. Зато будет половина минуты настоящего разговора. Вдруг он ей пон…
От Батареи перебежал улицу – и вот уже начало Деповской. Защемило.
– Бывай, Серег, – сказал ему Илья. – Не поминай лихом.
– Блин. Ладно, дай день на переговоры, – уступал Гоша.
Смотрел на Москву в прищур и думал: она только кажется домами и дорогами. Все, конечно, делают люди. С кем будешь, такой город и увидишь. Вот тот кусок Москвы, который ему из окон поездов, автобусов,…
Времени было уже обед; мобильник оставался включенным, батарейка почти обнулилась. А зарядка-то? Зарядку ведь дома оставил! И звонков напропускал! От матери и еще с какого-то незнакомого номера.
Люди поступали в ворота и разбредались по бессветным трехгорным закоулкам. Клубы и рестораны яркими витринами и фонариками фейсконтрольщиков очищали себе от тьмы немного места, а где не было заведени…
Отмерзли волны, стал шуршать в динамике ветер, ожила под ветром осока высокая вдоль широкой белопесчаной полосы. Прыгнула закатная панорама. В кадре оказалась – Нина. Волосы сплетались, летели на это…
Люди обтекали Илью вокруг, уже остановился в паре десятков шагов мент, заинтересовался им. Илья отсюда видел дом, в котором находилась паспортная фирма. Номер дома мог различить своими сточенными гла…
«Хазин, еб твою мать! Что там я тебе про бокал и звездочки говорил? Забудь все!» – и он сгинул, а Илья, загнанный, свалился.
Он вдоль дома, под окнами, по стеночке пополз-помчался. И увидел, как далеко впереди навстречу выходит под фонарь сизый автоматчик. Остался один подъезд. Еле до него успел, дернул – и там закрыто.
Она была в белой рубашке, до третьей пуговицы расстегнута. Свежая, воздушная, очень взаправдашняя. Татуировка – квадраты в квадрате – уже выцвела немного, была синей, а не сочно-черной. Что она означ…
– Вот, – неожиданно для себя сказал Илья. – В Колумбию.
Да я, к тому же, совершенно уверена, что ничего по-настоящему страшного ты сделать и не мог. Я тебя не идеализирую: я знаю, что ты выбрал для себя такое дело, в котором чистым остаться нельзя. Но для…
Обнялись. Он пах бодрым сладким одеколоном. Борода благоухала чем-то своим, отдельным, и щекоталась.
Прости меня, пожалуйста. Тебе твоя радость отольется еще. Но я не за тем сейчас все это, ей-богу, не за тем, чтобы просто сожрать твое счастье глазами. Я просто не знаю: если я сейчас не сделаю тебе …
Илья толкнул дверь. Вошел в квартиру. Включил в прихожей свет. Расстегнул куртку. Повесил на крючок. Закрыл дверь. Сунул ноги в тапки. Тапки ждали. Постоял. Надо было идти дальше.
– Когда это уже кончится? – Илья так и увидел, как она хмурится; как хмурится его собственная мама.
– Я… Еле живой тут… Наверное, грипп этот… Кишечный… – Нужно было что-то еще сказать. Нужно было! – Меня… Сейчас…
Очень захотелось этих щей. Трехдневных. Со сметанкой. Хлеба туда сухого покрошить, как в детстве, как дед показывал. Баланду навести. Притопить корки в супе, но не до мякиша, а чтобы чуть-чуть еще хр…
Хазин отказывался ему давать, а ты дал. Хазин, который чморил его, плевал на него, который его за шута держал – перестал своего Гошу пичкать, но ты-то за него перерешил, переделал по-своему. Ты этому…
– И скажи ему еще, что если он еще раз с нами сыграет игру, как тогда, ассалям алейкум ему будет. Ну он знает, – лениво, равнодушно протянул Магомед.