Стараясь производить как меньше шума, Фандорин наскоро совершил утренний туалет, надел мундир с орденами, прицепил шпагу – событие требовало формальности – и, оглянувшись на прикрытую дверь спальни, на цыпочках вышел в прихожую.
Эраст Петрович сел вполоборота на некотором отдалении от дамы и попробовал рассмотреть сквозь вуаль хоть какие-то особенности ее лица. Увы, в комнате для этого было слишком темно.
Та, что изготавливала снаряды, звякнула чем-то стеклянным, и Эраст Петрович, мельком повернувшийся на звук, увидел, что она закусила губу и побледнела.
Грин поймал себя на том, что улыбается. Еще удивительнее была мысль, пришедшая в голову.
Эраст Петрович поднялся с дивана, охваченный ужасом, обидой и разочарованием.
Пока ехали, Грин вполголоса рассказал, что произошло в Брюсовском. Лицо у Иглы было неподвижное, но по щекам одна за другой катились слезы.