Уве вслушивается. Звуки стихли, но в следующий миг кошак вопит от боли. Снова лай. Потом истеричный вопль бледной немочи.
Белая рубашка смотрит на дома. Потом на стоянку. Потом на Уве.
Уве кашляет, кивает, не оборачиваясь. Сколько они так стоят, Уве не знает. Руку Парване с плеча не убирает. Пусть.
Выйдя из сарая, замечает, что кошак сидит, как сидел, и пялится на него.
Кошак навостряет уши: пытается разобраться, из-за чего весь сыр-бор, понимает, что дело не стоит выеденного яйца, устраивается поудобней на коленях у Парване. Вернее, если совсем уж не отклоняться от истины, мостится у нее на пузе.
Дыхание перехватывает все сильнее. Сердце бьется уже где-то в горле.