Белая рубашка смотрит на дома. Потом на стоянку. Потом на Уве.
Уве кашляет, кивает, не оборачиваясь. Сколько они так стоят, Уве не знает. Руку Парване с плеча не убирает. Пусть.
Выйдя из сарая, замечает, что кошак сидит, как сидел, и пялится на него.
Кошак навостряет уши: пытается разобраться, из-за чего весь сыр-бор, понимает, что дело не стоит выеденного яйца, устраивается поудобней на коленях у Парване. Вернее, если совсем уж не отклоняться от истины, мостится у нее на пузе.
Дыхание перехватывает все сильнее. Сердце бьется уже где-то в горле.
– Ты же хотел новый план? – сказал Патрик и кивнул на пижона с самым довольным видом.