— Спасибо тебе, сынок, — сказал Иван Дмитриевич. — От девчонок моих спасибо… да ото всех, кого ты… кого вы сегодня спасли. Многих спасли…
Пазлов было много. Очень много. Они были яркие и настолько цветные, что казалось, будто некоторые краски вообще не могут существовать. Но они были и играли бликами на солнце, которое в этот момент заглянуло в комнату к мальчишке, словно разделяя его радость. Луч был тонким и попадал не на все частички мозаики, поэтому Тимка набирал картонки в ладошки и подставлял под свет, чтобы полюбоваться переливами оттенков.
Но внезапно часть стеблей зашевелилась, сдвинулась куда-то, и перед Тишкой появилось оно…
Вечером пришла усталая мать, позвала ужинать. Сегодня всё было как-то иначе. Исчезло ощущение пустоты, дом стал тёплым, уютным, как в прежние времена. Словно где-то в нём разгорелось невидимое доброе солнышко.
— Я вот не понимаю, чему тут соответствовать, — сказал Меренков.
А потом воевал за неё. Горел в танке. На спине до самой смерти сидел шрам от ожога.