Затем – фашистская блокада и полтора миллиона умерших от голода и холода.
Елена вернулась с подносом, на котором присутствовали и чайные чашки, и два фарфоровых заварочных чайничка – один побольше, другой поменьше, и вазочки со сладостями, и блестящий медный чайник с кипятком. Никаких пластиковых термопотов и чайников. Только хардкор, только пин-ап.
– Не могу этого допустить, Представитель. Никак не могу.
– Я человек подневольный, – сказал я. – Меня начальство и в Питер-то лишь по вашей просьбе отпустило.
– Ага, – прошептал Бедренец с удовлетворением. – Крупный зверь попался. Мы его пару лет не можем взять с поличным.
– Знаю, Марья Захаровна, – сказал я. – У всей страны горе. У всего мира. Что случилось-то с Олиными родителями?