Сперва я играл моим зверькам песнь ужаса. Играл им о багровом острове и об идущей оттуда угрозе. О больших, откормленных рыжих тварях, держащих несущие смерть копья. Я вогнал своих зверюшек в остолбенение, а затем и в панику.
Я прижимаюсь к большой башке и приставляю лоб к его лбу.
Что в таком случае означали деликатесы, которыми набивал брюхо Кимир Зил?
Драккайнен моментально уклонился от клацающих челюстей, а потом дотронулся до шеи конька. Для животного такая ласка должна была стать успокаивающей.
Насколько смог, я заполз в главную нору и попытался проверить, столько ли запасов корма, сколько было прежде: проверил и скромные запасы в корзине в моей беседке. Вроде и здесь ничего не убыло. И все же я начал испытывать страх.
Но больше предпочитал я спутанные, как лабиринты, улочки торгового и портового кварталов. Речной порт вонял тогда ужасно; корабли, барки и галеры стояли порой в десятке-другом шагов от сходней, на борта экипажам приходилось восходить по лестницам, а товары носили, бредя в толстом слое ила, прикрытом растрескавшейся коркой. В грязи гнили отбросы и вились миллионы мух.