Драккайнен моментально уклонился от клацающих челюстей, а потом дотронулся до шеи конька. Для животного такая ласка должна была стать успокаивающей.
Насколько смог, я заполз в главную нору и попытался проверить, столько ли запасов корма, сколько было прежде: проверил и скромные запасы в корзине в моей беседке. Вроде и здесь ничего не убыло. И все же я начал испытывать страх.
Но больше предпочитал я спутанные, как лабиринты, улочки торгового и портового кварталов. Речной порт вонял тогда ужасно; корабли, барки и галеры стояли порой в десятке-другом шагов от сходней, на борта экипажам приходилось восходить по лестницам, а товары носили, бредя в толстом слое ила, прикрытом растрескавшейся коркой. В грязи гнили отбросы и вились миллионы мух.
– Да ладно, – легкомысленно ответил Драккайнен. – Ничего сложного.
– Я устал, моя дорогая, – заявил Драккайнен. – Мне очень нравятся длинные ноги, но по твоим я спускался полтора часа. Это, полагаю, перебор.
Он огляделся снова. Погасшая лампа. Куча скарба в углу. Помост с расстеленной постелью. Каменный очаг. Все может стать оружием.