– Все равно белиберда какая-то! – недовольно воскликнула журналистка.
– Какое?! – вскричал Николас. – Я первый день в Москве! Я представитель тихой, мало кому интересной профессии! Какой тут может быть рациональный мотив?
Корнелиус замер у коновязи с уздечкой в руке. О таком он и не мечтал!
Вальзер не совладал с волнением. Его голос сорвался, по лицу текли восторженные слезы.
И снова поклонился – почтительно, без дерзкой галантности.
Взглянув на залившегося румянцем фон Дорна, Иван Артамонович покряхтел, повздыхал и вдруг повернул разговор в неожиданную сторону.