– Ждали помощи, – я чуть отпустил поводок, и тварюха, дотянувшись до вожделенной кости, начал точить о нее зубы. – Ждали-ждали, ждали-ждали…
– Был конь, да в болоте утонул не далее как полчаса назад, – я, присев на ствол упавшей березы, отстегнул бесполезные теперь краги и кинул Ткачу, – проверь.
– Лучше, чем многие, – я утерся и глотнул из фляги. – Угодил в капкан. Прикрывал меня, сколько мог, потом подорвался.
Звук вышел не то чтобы громкий, но хорошо различимый. От такого, как говорят, зубы ломит. Никогда не понимал этого выражения. А вот моим новым друзьям сие чувство было, надо полагать, знакомо. По крайней мере, реакция у них была весьма болезненная. Оба подскочили и принялись судорожно водить орудиями смертоубийства, выискивая цели возле котельной. Все же выдающимся зрением товарищи не отличаются, иначе с десяти метров уж смогли бы разглядеть, какой конец болта заострен.
– Ну, во-первых, не вашу, а свою, – не преминул я отметить, угощая тварюшку аппетитной говядиной. – Ты вот сейчас для чего костер разложил? Чтобы мое пшено варить. Лучше, нищеброд, скажи спасибо, что я тебя кормлю, пока. А во-вторых, этот, как ты изволил выразиться, «козел», сам далеко не лац. И столь непочтительное отношение к мутантам может его огорчить. Ты ведь не хочешь огорчать меня, дружище?
– Крикун мертв, – перебил я его, поставив узелок на табуретку. – Лежит у вокзала, не доходя метров пятидесяти по Молокозаводской. Можешь пойти посмотреть.