— Сутки — немалый срок. А раскаяние весьма недолговечно. Особенно, если его можно обратить себе на пользу.
— В Берлине? — На вздрагивающем лице с синевой под глазами появился оттенок шутливого нетерпения. — Ну-ка, выкладывайте, в чем дело! Только не напускайте столько тумана, не затягивайте эту пытку! При каких обстоятельствах? Снова волна, поднимающаяся откуда-то из-под земли, бегущая вверх по рукам.
Равик поставил Мадонну на стол. Среди шахматных фигур она выглядела довольно нелепо.
— Коктейль с шампанским угодно? — тут же деловито осведомился он, хотя его все еще одолевала дремота.
— Понимаю, — сказал Хааке. — Вы натурализовавшийся немец? А родились вы здесь?
Люсьенна ответила не сразу, лицо ее залилось краской.