— Валериан Витольдович! — он схватился за голову. — Я знаю, что вы нигилист по убеждениям и пренебрежительно относитесь к властям. Но нельзя же так с ее императорским величеством!
— Захочешь — примешь иудаизм. Ничего сложного. Скажешь пару слов и сделаешь обрезание. Можешь сам, — он хохотнул. — Станешь полноправным гражданином — и весь мир для тебя открыт.
— Жаль расставаться с Николаем Карловичем, — вздохнул я. — Он мне как отец. Да и с врачами сдружился. Хорошие люди!
— Хорошо, когда так тихо! — сказал Карлович. — Не люблю войну.
Я подчинился. Загряжский посмотрел на меня, затем на Бурденко. Николай Нилович выглядел мрачно.
— Я врач, а не строевой офицер, Алексей Алексеевич. Академии Генерального штаба не кончал.