— Это значит… О, мы уже в Букшоу. Тебя, наверное, обыскались.
Я медленно шла по траве того места, которое, я уверена, отец именовал «двором», высокие пустые окна школы холодно смотрели на меня, и у меня вдруг возникло странное чувство, какое, должно быть, бывает у насекомого, когда его кладут под микроскоп — ощущение нависшей невидимой линзы — и что-то странное со светом.
Доггер повернулся и посмотрел мне прямо в глаза.
И никто не заметил: никто не взглянул на меня второй раз.
— Тулли, дружище! — сказал один. — Спасибо за пинту!
«Отнеси гладиолусы викарию в тринадцать часов ноль минут, Доггер, — говорил он. — Он будет тебя ждать. Возвращайся в тринадцать часов сорок пять минут, и мы решим, что делать с ряской».