— Нет! — заорал он, теряя равновесие и падая спиной в яму и увлекая меня с собой.
Мы стояли под проливным дождем молча, глядя вдаль над озером и прислушиваясь к шороху ливня.
До его ответа прошла вечность, и, когда он пришел, в нем послышалась тяжелая печаль.
Самой забавной сценой, насколько я припоминаю, была та, где Пенрода представляют его преподобию мистеру Кинослингу, который треплет его по макушке и говорит: «Уверен, мы станем закадычными дружками!» Это та разновидность снисходительности, с которой я живу всю жизнь, и возможно, я тогда смеялась слишком громко.
— Очень хорошо, — произнес инспектор. — Я полагаю…
Задняя дверь почти полностью скрывалась под длинными завитками ивовых листьев, обещающе колыхавшихся, словно готовый подняться ярко-зеленый театральный занавес.