Я содрогаюсь, когда вспоминаю все это, пытаясь стереть из памяти.
Когда они вернулись домой на Химмель-штрассе, Лизель, еще не сняв форму Гитлерюгенда, играла в классики с младшими детьми. Краем глаза она заметила две унылые фигуры, шагающие к ней. Одна ее окликнула.
Потрясение пробило в ней дырку — очень ровную, очень аккуратную.
Взглянул на девочку, и та робко пожала плечами.
— Нет. Здесь весь день должны быть открыты шторы, а то подозрительно выглядит.
Папа наклонился к своей тележке и что-то вынул. Протолкнувшись сквозь людей, вышел на дорогу.