Потрясение пробило в ней дырку — очень ровную, очень аккуратную.
Взглянул на девочку, и та робко пожала плечами.
— Нет. Здесь весь день должны быть открыты шторы, а то подозрительно выглядит.
Папа наклонился к своей тележке и что-то вынул. Протолкнувшись сквозь людей, вышел на дорогу.
Она сидела на очень жестком стуле. Сквозь дыру в футляре на нее смотрел аккордеон.
В ноябре 40-го, когда Макс Ванденбург объявился на кухне дома 33 по Химмель-штрассе, ему было двадцать четыре года. Одежда, казалось, гнула его к земле, а усталость была такова, что, почешись он сейчас — сломался бы пополам. Потрясенный и трясущийся, он стоял в дверях.