— Может, это как-то связано с идущей на Срединном континенте войной? — поинтересовался Ланс.
— Мне нужны образцы этого «жидкого огня», — сказал Гаррис. — И мне совершенно безразлично, каким образом вы их добудете, генерал. Хоть в ладонях принесите.
— Они сидят на своих укрепленных позициях, и оттуда их в любом случае будет трудно выковырять. Они готовы драться за каждый метр своей земли, вцепившись в него зубами, осыпая нас тучами стрел, поливая «жидким огнем» и уповая на то, что при соотношении потерь десять к одному, как было в прошлой битве, у нас скоро иссякнут силы и желание атаковать, — ответил штурм-генерал. — Но как только они вылезут из своих укреплений, ситуация кардинальным образом изменится, и они не могут этого не понимать. Мы по-прежнему обладаем многократным численным перевесом, и столкновение «в чистом поле» станет для них самоубийством, потому что даже преимущества, которые дает им «жидкий огонь», вряд ли смогут оказать решающее воздействие на исход битвы.
Вдобавок сердобольная повариха пустила меня поесть на кухню, в тепло. И дважды наливала добавки в пустеющую миску, постоянно причитая себе под нос что-то вроде фразы: «Такой молодой — и такой худенький. А что поделать, война».
На вид этому парню было лет сорок, то есть ненамного больше, чем Густаву, но он обозвал «молодежью» нас обоих.
— Понятия не имею, — сказал Ланс. — Но у тебя еще есть время, чтобы придумать, как их убедить.