Что поделаешь, мать есть мать — тем более, что годовалый внук Иолай, худенький и болезненный малыш, был сейчас для Алкмены единственной реальностью.
Расчет Фестиклея был верен, и его солдаты успешно миновали проход между холмами, собираясь карабкаться вверх по более пологим с западной стороны склонам; но…
Хирон задумчиво наматывал на палец прядь волос из своей бороды.
Фивы напоминали Иолаю кенотаф прошлого, умершего на чужбине.
Но живые живут, и время не ухватишь за хвост, как ни старайся.
— Ну же! — не выдержав, бросил стоящий рядом Филоктет, забывшись в болезненном возбуждении. — Иди! Ну, что же ты?!