Есихин не спал: его домик не только светился, но в сияющем прямоугольнике окна ещё и мелькала порывистая тень.
И когда она меня в свой будуар во второй раз позвала, несколько недель спустя, то вела себя уже совсем по-другому, без механистики. В конце же вдруг взяла и расплакалась. Ужасно сама удивилась — говорит, тринадцать лет ни единой слезинки уронить не могла, а тут на тебе.
Ничего, сказала себе Полина Андреевна. Семь бед — один ответ. Если ночная вылазка с рук сойдёт, то и с оружием как-нибудь обойдётся. Владыка уладит.
— Лжёте вы! Ведь не побоялись же василисково одеяние прятать?
Дочитав записку архимандрита, доктор с интересом воззрился на гостью поверх своих золотых очков.
Рядом стоял фонарь. Он-то и подсвечивал поблескивающую гладь, заставляя её вспыхивать бликами и искорками.