Чебыкин поправлял пиджак, а Овечкин прикладывал к скуле снежок.
– Градусов, проиграешь – убьем!… – кричали девочки.
– Слива в крепленом вине, – прочел он. – Попробуем?
А я все, озверел, едва Градусова увидел, шерсть по всему телу полезла. «Третий ряд! – ору. – Встать и отойти в сторону, а то глотки рвать начну!» Смотрю: потихоньку потекли, меня как трансформаторную будку обходят. Остался Градусов один. Сзади – стена, впереди – ряд парт, а за ними – я. А где я – там посылайте за плотником. Заметался Градусов вдоль стены. По роже видно, как у него мозги плавиться начали. Кинулся я вдоль ряда и давай с грохотом парты к стене припечатывать: бах! бах! бах! Школа, наверное, от ударов с фундамента соскочила. Градусов в угол брызнул, а я вслед за ним все парты в стенку вбил, кроме последней, за которой он стоял.
– Рунева, – подсказал Служкин. – Она Будкина любит.
«Конечная станция Пермь-вторая!» – прохрипели динамики.