Они возвращались к своему дому-конюшне, когда слева от дворца раздался жуткий грохот. Часть стены, украшенная яркими изразцовыми плитками, медленно выгнулась. По ней побежали косые трещины, неспешно рухнула вся целиком на каменные плиты площади. Раздался грохот, дрогнула земля, взвилось облако пыли, покатились цветные осколки.
— Нас двое, а мы — настоящие… Не обращай внимания.
— Мрак, окстись! Такой широкой реки быть не может!
— Держите руль крепче! — напомнил Мрак. Он метнулся к мешку волхва, вытряхнул на середину плота ворох тряпок, пучки травы, обереги, баклажки с деревянными затычками. — Которая? Быстрее думай, волхв!
— Смутно помнят. И мы помним. Охотимся, как на зверей, но поминаем, просим прощенья у убитых, устраиваем комоедины, медвежьи праздники. Но беры звереют все больше, а нам завещано раздувать священный огонь, что заронил в наши души великий Род… Ты спишь?
Посол был исполосован кнутом, кожа висела лохмотьями. С плеч и спины сочилась желтая жижа, крупные зеленые мухи жадно облепляли раны. На шее блестел широкий медный ошейник, на лбу было выжжено тавро, как на животном. Баджед тянул повозку из последних сил, в горле у него хрипело.