– Посмотри пока за рубашкой! – крикнул он. – Чтоб не сперли…
Снаружи раздался разъяренный голос Бернарда. Я ухватил веревку, отпрыгнул от повозки, будто получил копытом в зубы. Когда я прикрепил ее к задней оси повозки, за веревку ухватились Рудольф и Асмер, а потом уже Бернард. Я тоже взялся обеими руками, и так, опираясь ногами, понемногу отпускали повозку, не давая ей смять исхудавших волов.
Ланзерот внимательно осматривал чужой лагерь, монастырские стены, расстояние до леса.
Бернард остановился. Я увидел гнев на обращенном ко мне лице. В глазах полыхала ярость.
Я прислушался, но в уплывающих за спину кустах лишь зачирикали птицы.
Туловище подергало правой задней лапой, вытянулось и затихло. А голова даже веки сумела опустить в последнем усилии, как великий Берлиоз, который умирал в такой нищете и одиночестве, что ему некому было закрыть глаза, и он эту неприятную процедуру проделал сам.