— А то сами не слышали, что бунтовщики кричали? Чего доброго разорят Кукуй и Лямкиных спалят.
Горожанка внимательно оглядела молодого человека и видимо признала в статном ратнике давешнего барчука встреченного на торгу.
Корнилий в ответ скупо улыбается, вспомнив очевидно, как после Смоленского похода я у него неделю куролесил, появляясь в кремле только на самых важных церемониях.
— Зачем тебе это знать, сын мой, — добродушно усмехнулся иеромонах, — еще решишь попробовать, да не справишься. Нет уж, эту тяжесть я один понесу.
— Здрав буди, Федор Семенович, — поклонился узнавший его дьяк.
— Пистолей, турецких, добрых, — двадцать три.