Габриэль разглядывала толпу — хотела быть уверенной в том, что мессир Форстер не окажется внезапно где-нибудь поблизости. Но, к счастью, его нигде не было видно, и она вздохнула с облегчением.
— Именно потому, что вы не хотите об этом говорить, я так навязчив, — теперь он усмехнулся, и указав рукой на розу, вокруг которой она вырвала траву, добавил. — Вы всё-таки её нашли… Странно, что она выжила.
— Были? — недоверчиво спросила Габриэль, поворачиваясь к нему. — Как это понимать? Ваша жена ведь ещё жива!
Но Габриэль не слушала про овец. Она почему-то представила пустой Волхард, затопленные шахты, убитых мужчин, казнь старшего Форстера, портрет которого видела в библиотеке, и его мать — мону Джулию, прячущую столовые приборы в лесу…
Она не могла припомнить ни одного настолько безумного танца — чтобы ей было так жарко и страшно одновременно. Танца, в котором она бы пыталась всеми силами отстраниться от партнера, быть как можно дальше, и не видеть его лица, и в котором бы партнер держал её так сильно и крепко, и так близко, словно она вся умещалась в его ладони.
— Алекс, твоей милостью мы только что проиграли пятьсот сольдо, о чём ты вообще думаешь? — вырвал его из мыслей голос Винсента.