Алисанда не ответила. Губы её беззвучно шевелились, кисти рук танцевали, пальцы сплетались и расплетались. Алые врата вдруг опоясала цепь искрящихся бело-лунных звёзд, силящихся словно бы свести, закрыть широко разошедшиеся створки; врата дрогнули, заколебались, алая завеса подалась назад.
– Мм-м, да, глинтвейн был хорош. Вели ей сегодня вечером сделать ещё.
Она спасала упырей. Разумеется, ради великой цели. А сколько-то там загрызенных, выпитых досуха, сожранных людишек великую волшебницу совершенно не волновали.
Пёс и кот застыли, один – выгнув спину и оскалившись, другой – нагнув лобастую голову и глухо порыкивая.
К иным настоящая ненависть приходит – с опытом, с годами. Со знанием. А к иным – так и нет. Никогда.
Но Хомка не мог. Он трусил. Страх вывернул его наизнанку, последние запасы какой ни есть храбрости растратились на то, чтобы выпустить обречённых на сожжение баб из горящего амбара.