В постель, так в постель. Я не очень изящно приподнимаюсь и под руку с Тюхтяевым двигаюсь наверх. Неужели? От волнения даже алкоголь немного выветривается.
Вторая операция уже не казалась настолько страшной и сногсшибательных эффектов не дала — Люся долго и нудно собирала ребра, а потом не менее нудно и долго штопала лицо.
— Вы с Их Сиятельством решились выйти из подполья? — осеняет вдруг меня.
Он постоял у окна. Долго, почти не дыша. Разжал кулак левой руки, посмотрел на нее внимательно.
— Этот, кто мертвый, любит Вас. И он… он тоже… — губы дрожат, на глазах слезы.
Неужто тоже в петлю лез? Нет, серьезно? Хотя этот, если что, застрелился бы, полагаю. А еще вероятнее — полез на такой рожон, чтоб наверняка не вернуться.