Мы сели на тонкие тюфяки, уложенные вдоль стены. Окно, выходящее на шумную улицу, оказалось напротив нас. Солнечные лучи клином падали на афганский ковер на полу. Еще по углам стояли два складных стула и жестяной самовар. Из него я налил нам чаю.
Тем временем — это, пожалуй, был уже год 1995-й — шурави ушли, и через некоторое время Кабул заняли Масуд, Раббани и моджахеды. Жестокая борьба между группировками не утихала, и никто не знал с утра, доживет ли до вечера. Наши уши привыкли к свисту пуль и грохоту перестрелок, глаза — к трупам и руинам. Кабул в те дни, Амир-джан, превратился в сущий ад на земле. Но Аллах милостив. Наш Вазир-Акбар-Хан война затронула в меньшей степени, в нем было не так страшно, как в других районах.
— Ты не собираешься поблагодарить Асеф-джана? Все это очень любезно с его стороны.
Только когда молодая женщина, которую Баба спас от русского солдата, попросила его, отец сдался и отпустил мошенника.
Она присела перед Сохрабом на корточки и взяла мальчика за руку.
— Эту книгу мы с твоим папой читали в детстве, сидя под гранатовым деревом на холме у нашего дома…