А он знает, что я все видел? И что у него в глазах? Осуждение? Негодование? Или, самое страшное, беззаветная преданность? Это было бы ужаснее всего.
— Один только ее двор вмещает сорок тысяч человек.
Где те времена, когда я готов был молиться на Бабу? Сейчас я готов был вскрыть себе вены и истечь кровью. Поганой кровью, унаследованной от него.
— Простудился, наверное. Али говорит, он все время спит. Сон его вылечит.
На этот раз охранники не стали спорить, хотя рожи у них были кислые.
Я положил телефонную трубку на аппарат и застыл. Только когда Афлатун неожиданно гавкнул, я понял, как тихо вдруг стало в доме. Это Сорая выключила звук у телевизора.