— Еще чуть-чуть, Амир-ага! — вскрикивает Хасан.
— В этой стране даже мухи куда-то торопятся!
Амир-джан, мне очень стыдно за ложь, которой мы пичкали тебя все эти годы. Понимаю твое возмущение. Ужасно, что вы с Хасаном не знали правды. Это, конечно, не может послужить никому оправданием, но в те годы в Кабуле предрассудки были порой важнее правды.
Я налил ему чаю, и Рахим-хан рассказал мне еще кое-что. О многом я уже слышал раньше. По договоренности с Бабой он с 1981 года жил в нашем доме — незадолго до того, как мы бежали из Кабула, Баба «продал» ему особняк. Отец считал, что лихолетье в Афганистане рано или поздно закончится и все вернется — и пиры, и пикники. А пока Рахим-хан присмотрит за домом.
Сохраб подошел поближе. Талиб обнял его и прижал к себе.
С этой ночи бессонница стала моей постоянной спутницей.