– Нет, конечно. Я мог только догадываться. И кое о ком я, конечно, догадался. Но не более того… Еще у нас был такой капитан Дрыга – заместитель начальника районного отдела КГБ. Он со мной раз десять ходил.
А вот интересный порядок был, когда ходили на стрельбище. Пока не расстреляем тысячу патронов, старшина никого не отпустит. Вообще, надо сказать, много стреляли. В зависимости от упражнений дают, допустим, десять патронов на автомат. И эти патроны нужно положить в цель короткими очередями. Я пристроился так, что кровь из носа, а пять очередей обязательно дам. По два патрона. Это величайшее искусство в стрельбе из автомата. А некоторые… Как только нажмет на курок, все десять и вылетят. Если раз попадет в мишень, то счастливый ходит.
Мы пришли в Мокрец, к брату отца. А у них в селе стоял штаб партизанского отряда. Мало того, партизаны уже несколько месяцев готовились к штурму Изяслава. Мы поселились у соседей дяди. Тут же появляется двоюродный брат: «Собирайся, Павло. Пойдешь со мной в штаб». Привел меня к начальнику штаба, им был секретарь подпольного обкома партии Алексеенко, и представляет: «Вот это мой связной. Сейчас в нем уже надобности нет, потому что Колотюк и Полищук уже в отряде. Они ему передавали сведения». Тот записал что-то: «Ну, что? Добре, вы будете эвакуированы в лес, на базу в 23-й квартал. Здесь будут бои». Мне запомнилось, что у Алексеенко был шикарный полушубок. А рубашку носил коверкотовую, стального серого цвета. Ремень со звездочкой, пистолет. Серьезный был мужик. Крепкий, небольшого роста.
У него был ручной пулемет Дегтярева, да паршивый такой. Хоть песчинка в него попадет – все! Происходило утыкание, и он не работал. Я ему постоянно твердил: «Федя, ты чаще смотри пулемет свой. Он тебя подведет под монастырь». Ну и как-то он лежал, чистил и пропустил бандита. Пока собирал, еще группа прошла. Его стали по кабинетам таскать. Хорошо еще там стоял второй заслон, бандитов задержали и уничтожили. А то бы все, п…ц… Если уж нас судили, то меньше 20 лет не давали. Всего три варианта было – 20, 25 и расстрел… Одному, правда, дали всего 15 лет. В село ходил, хотел там изнасиловать женщину. У него не получилось, а она наутро в штаб заявила. 15 лет влепили. Нечего позориться перед местным населением!
Те несколько дней мне приходилось крепко сдерживать себя, чтоб ничем не выдать, что, невзирая на столь почтенный подпольный стаж, Скоб произвел на меня плохое впечатление. Он был худой, среднего роста, с остатками редкого светлого волоса на почти лысой голове. Линялой краски очи бесперерывно бегали, перескакивали с предмета на предмет. Собственно глаза его, а также претенциозные манеры, такие неестественные в наших условиях, да еще и иные, нечетко очерченные субъективные признаки вызывали во мне антипатию к нему…