– Красавец, скорее. В хорошем смысле. Так что Ольге Игоревне моей совсем худо. А ей воспитательный процесс еще почти три недели держать. Я-то сам по хозяйственной части больше, так что…
Последний раз такие короткие волосы были у меня классе во втором, но тогда челка оставалась, а сейчас и ее не было. Ощущения оказались прикольными, башка кололась, а шапка то сползала, то застревала на щетинке, будто на кактус надевалась. И лоб слегка мерз. Впрочем, новые ощущения отвлекали лишь в первый вечер, а потом то ли забылись, то ли отпали. Даже морда без лохматой рамки сверху перестала казаться широченной, как у прибалтийского артиста в кино про капстрану.
Вазых, с трудом поймав взгляд Виталия, спросил, все ли в порядке, и предпочел удовлетвориться сухим «да», не вдаваясь в подобности. Он тоже задремал, но неглубоко, время от времени вскидываясь то от наплывающего кошмара, то от гудящей прохлады: Виталий включал обдув, чтобы прочистить стремительно заволакиваемые коньячным выхлопом стекла.
– Мать, тебе лет сколько? Что значит – невозможно? Раз в две тыщи лет, говорят, даже без мужа возможно, а у тебя вон муж здоровый и дети уже есть, так?
– Да фюрер местный один, мы случайно познакомились, ну там…
Замолчал, нагнулся к люку, чуть повозившись, распахнул его и сунулся вглубь.