Но говорить я ничего не стал – в говно, говорят, важно не вляпываться, но лучше бы и рядом не стоять, и тем более не разговаривать.
– Да мне жарко, блин, – сказал я, отворачиваясь.
Лейтенант спокойно записывал и новые вопросы задавал, почти не поднимая глаз от бумаги. Почерк у него был мелкий и корявый.
Хоть бы не Серый, думал я отчаянно. Что-то случилось, понятно, но хоть бы не с нами, не с нашим Серым – их же полно, Серых-то, половина пацанов либо Сергеи, либо Андреи, – пусть выяснится, что нашего не тронуло. Он же хороший, хоть и дурак. Остальные, может, тоже хорошие, но я их не знаю, так что пофиг. Потом, они сами виноваты, раз под раздачу полезли, а наш же чисто для толпы пошел. Пусть вернется, ну пожалуйста, думал я, трясясь то ли от холода, то ли от дурацкого предчувствия, что поздно я молю, что раньше надо было.
– Так, один. А дружки твои раньше или позже подошли?
Самые дикие дворовые игры на фоне этих декораций и впрямь были совсем не страшными, прав Артурик. Главное – что тут он, под боком, из окна не увидишь, так со второго крика выдернешь, чтобы встал, как лист перед травой. И сразу на сердце спокойней.