Он таким и был. Танька заваривала чай не хуже мамки, а варенье у нее было земляничным, таким, что ум отъешь. Танька сказала, что земляника настоящая лесная, лично собирала, ну и папа с мамой помогали слегка, и обещала, если буду себя хорошо вести, летом тоже с собой на сборы взять.
– Пап, я человека убил, – напомнил я и опять заревел. – Чего тут стараться, если я убийца получаюсь.
– Ты, Корягин, не знаешь, а другие знают. Вафин, например. Да, Артур?
На седьмом с половиной этаже пол был не белым, а просто грязным, пахло кислой едой и окурками, зато дверь пятой комнаты была приоткрыта, из щели сочился Челентано. Марина решительно промаршировала до двери и постучала. Дверь чуть отошла. Марина поморщилась от запаха, который, получается, шел в основном из этой комнаты, и подумала, что, может, черт уже с этим сахаром. Но тогда получится, что зря ходила.
Надоело мне заниматься. Шпагат не получался, нога выше головы не задиралась, стертая кожа на кулаках ныла, подобранные ветки от удара не ломались, а гнулись. Разок можно и на придурков танцующих посмотреть. Поржем хоть. А если Анжелка там будет – ну… Тоже поржем.
– С Галиной Петровной-то? – изумился я. – Не-е.