– Так ты с ним, Миша? – спрашивает он, кивнув головой в сторону Керенского. – Ждешь, когда он тебя использует да выбросит? Говорят, ты генерала Алексеева до вагона проводил? Революционеры, мать бы вашу… Руки не подам!
Щелкает винтовочный выстрел. Несмотря на вьюгу, он оглушительно громкий. Дворняга вдавливает себя в снег, прижимает уши. Шерсть на холке встает дыбом, собака утробно рычит и скалится.
– Простите меня за бестактность, господин Терещенко, но я должен спросить у вас, чтобы не выглядеть глупым – насколько сильно вы любите эту женщину?
– Я не хочу, чтобы ты делал выбор между своей семьей и мной…
Когда машины начинают ехать медленнее, от мясной лавки отходит человек. Он невысок, плохо одет и молод – не больше 20 лет от роду. Лицо у него невыразительное, смуглая кожа нечиста, под носом небольшие редковатые усишки. Стоптанные башмаки шлепают по гладкому булыжнику, одну руку он держит в кармане дурно скроенного, явно с чужого плеча, пиджака.
– Послушай, Миша, – мягко говорит Варвара Ханенко.