– Первый – над головами! – командует один из офицеров. – Цельсь!
– А вот это называется – началось, – спокойно говорит Вердеревский, раскуривая папиросу. – Это «Аврора», товарищи… Судя по тому, что нас еще не завалило, – холостой или пристрелочный.
– Не-е-е-т, Миша! – тянет Федор Федорович. – Это не демократия. Это называется бардак. Вы ничего не добились за эти полгода. Вы заигрались. Вы окончательно просрали страну. Хочешь совет? Бери в охапку Марг с детьми да тетю Лизу и беги отсюда до самого Парижа… Хоть пешком, хоть на поезде, хоть на перекладных! Целее будешь. Будем жить с тобой у моря, без ледяных дождей, ветров и революционных потрясений – пить шампанское, есть устриц и ходить на яхте. Лазурный берег хорош в любое время года. В Ницце больше не будет революций, точно говорю – французы давно этим переболели! А здесь, братец мой, скоро начнется грандиозный катаклизм, такой, что небо покажется с овчинку. А от катаклизмов положено держаться подальше.
– Ой, пристрелите, братики… – воет он. – Ой, не могу, не могу, не могу…. Больно!
– Не успеем, – говорит Гучков. – До утра не успеем…
Терещенко кивает и кладет перед Керенским еще один конверт.