– Ну, это вряд ли, – возражает Александр Николович. – А если и так… Не будет дела. Не допустит этого Лизавета Михайловна. Никогда не допустит.
Михаил говорит куда более уверенно, чем начинал. Робость и растерянность, вызванные отказом, уже исчезли, но и разозливший незнакомку напор тоже пропал.
– Да, – соглашается Бертон. – Не твоя. И что ты теперь собираешься делать? Бороться?
– Вы позвали меня, чтобы оскорбить? – спрашивает Маргарит. – Не думаю, что у вас получится…
Терещенко глядит на исчезающие в пелене огни и заходит в подъезд, ежась от сырости и холода.
– Что это? – спрашивает Кишкин испуганно.