Терещенко глядит на исчезающие в пелене огни и заходит в подъезд, ежась от сырости и холода.
– Что это? – спрашивает Кишкин испуганно.
– Нет. Ее семья родом из Дижона. Небогатая, но вполне приличная. Образование ей дать не могли, на это денег в семье не было. В восемнадцать она уезжает в столицу, находит работу и самостоятельно ходит на лекции в Сорбонну. Образ жизни ведет достаточно замкнутый. В предосудительном поведении замечена не была…
– Мне нравится ваша идея, месье Терещенко!
Михаил намазывает маслом свежий еще горячий гренок, кладет на него джем из хрустальной вазочки. Приборы серебряные, белоснежные скатерти, салфетки, схваченные кольцами из черненого серебра. Сама гостиная, обставленная дорогой мебелью, с тончайшими гардинами и тяжелыми шторами на окнах, наборным паркетом из ценных пород дерева, буквально дышит роскошью и вкусом.
– Не промеряем мы глубины, Саня, – говорит он Белышеву, стряхивая с бушлата мокрый снег. – Палят, суки… Мне чуть в котелок не попали, блядь… Ухо царапнуло. Шлюпке весь борт продырявили! У них винтари!