Эрван воображал, что мог представлять собой мозг мальчика после всех испытаний, которые тот перенес: травмы, расстройства, фрустрации, которые готовы были выплеснуться жестокостью и безумием. Кстати, выписки из школьных заведений сигнализировали о проблемах – кражи, драки, грубые оскорбления.
– А наш договор? – спросил Эрван голосом, который больше ему не принадлежал.
Африканца из племени бемба нашли у него на вилле с распоротой грудью, сердце исчезло. Убийца или убийцы воспользовались циркулярной пилой. Никто и не пытался дознаться, кем был нанесен удар. Восприняли только символ: Нсеко ошибся и был наказан. Послание почти банальное в стране, где уже почти двадцать лет шла война.
– Пойду туда завтра. Меня заверили, что они хранятся именно там.
– У меня самолет ночью, но я постараюсь заскочить. Нам с тобой еще надо поговорить.
Гаэль молча молилась – не Богу, а судьбе: Эрик Кац должен выжить. Чтобы ответить на вопросы, разумеется, но еще и потому, что существование психиатра не могло закончиться так глупо. Несмотря на все подозрения, объектом которых он был, она испытывала некую нежность к этому странному субъекту. Она не желала признаваться себе, но сеансы с ним – если отвлечься от собственных чувственных закидонов – пошли ей на пользу. Сейчас она вспоминала о них как о регулярных приливах, приносящих облегчение и покой.