Иноненко поставил перед Архипом миску с макаронами, щедро политыми мясной приправой, положил краснобокий помидор.
Тридцать девятый медленно заполнял сознание, выдавливая настоящее, вдруг ставшее прошлым.
Споры вызывали даже те мелочи, которые при других покушениях не воспринимались всерьез. Кирилл, например, ни с того ни с сего начал доказывать, что Архип должен непременно выучить немецкий язык, хотя для какой цели — объяснить не мог, и в конце концов, опять же ни к селу ни к городу заявил, что его прадед погиб в лагерях. Ярополк подходил к делу, как всегда, скрупулезно и заставил Архипа выучить поименно всех членов партийной верхушки. Но и в Ярополке, которого Архип втайне считал человеком гениальным, проскальзывала язвительная нотка: «А почему, собственно, ты?».
— Вот возьми — мыло, бритва, — Иноненко сунул в руку Архипа бумажный пакет и полотенце. — И скорее, скорее… До конца по коридору, потом налево. Там же и сортир, кстати.
Показалась площадь, посреди — огромная клумба, усаженная цветами.
«Надо говорить «пожалуйста», — напомнил себе Архип, переводя стрелки на часах, выданных ему в специальном отделе лаборатории, — а не то скоро засыплюсь».