– Ах! Вижу, вам пришлась по душе жемчужина моей коллекции.
Он идет по замерзшей Солде. Жир на его теле застыл молочно-белой коркой, корка идет трещинами – ни дать ни взять голем из свечной лавки. Он идет к месту, где с центральной арки моста свисает буксировочный канат. Пока он стоял на мосту, тот казался узким, что там ширины в этих сорока, а то и меньше футах. А с реки он видится огромной черной становой костью, рассекающей небо.
Он открывает рот, чтобы снова закричать. Пламя заливается ему в глотку, кипит и вздувается на языке слюна.
Едва процарапанные карандашом буквы сливаются в скудном свете ламп. Шара недовольно цокает языком, зажигает еще одну лампу, садится за стол и снова пытается прочитать написанное. Проклятый город, насколько же они тут отсталые, что даже в посольстве нельзя добиться нормального напора газа в лампах?
Марек Ашковский, капитан доброго корабля «Морнвьева», через зеленые линзы защитных очков любуется пестрой картиной рассветного неба. На горизонте, как газетные заголовки, висят облака. Далеко внизу – наверное в паре миль, Марек не очень уверен, – пролетают темные, серые поля Континента.