Сигруд идет дальше, заглядывает в каждую комнату. Шара идет следом. Комнаты похожи одна на другую: маленькие, пустые, никакие. Торской нигде не видно. И двери все на одной линии располагаются: заглянешь в одну – заглянешь и во все остальные.
– Я действительно не понимаю, – тянет он, – что он в тебе нашел.
– А почему ты не танцуешь? – вдруг спрашивает Сигруд.
Стены ужались до крохотного цилиндра бело-персикового цвета, банки, плавающей на черных волнах.
– Это ваша вывеска, господин Ярославтсев?
И тут же на выстроенную ей защиту накатывает тяжелой волной чужая мощь: ледяная река растекается, уголок из божественных деталей скрипит и стонет под ее тяжестью, и самый ум ее трепещет. В череп, как в тонущий корабль, заливается безумие. Шара пытается отбиться. «Но я как жучок, – думает она, – который пытается удержать занесенную над ним ступню человека».