Пламя лижет пальцы гиганта, но тот ничем не выдает боли. Если он ее вообще чувствует… А когда бумажка окончательно прогорает, он дует на нее. Р-раз – и полетели, полетели огненные бабочки пепла по платформе. Потом гигант натягивает серую перчатку и обводит станцию холодным, спокойным взглядом.
– Сигруд, которого я знала и с которым работала в течение десяти лет, плевал на все. Только не говори мне, что, разминувшись со смертью, ты решил изменить свою жизнь – потому что ты столько раз со смертью встречался, причем зачастую на моих глазах, и это не производило на тебя ровно никакого впечатления.
– Кто ж его не знает! Говно человек, по правде говоря.
– Я бы на твоем месте, – говорит Шара, – присела.
– Да неужели? Реставрационистами, да? – Винья произносит название так, словно говорит о шайке неграмотных фермеров, ничего, кроме картошки, в жизни не видевших.
– Еще как серьезно. Но это может случиться, а может и не случиться. Я возвращаюсь в Сайпур, но… я могу погибнуть.