– Разве? Тогда мне понятно, почему я тебя там не встречала.
Фургон неуклюже въехал на аллею, полицейский помоложе, шагая по высокой траве, шел ему навстречу, махая руками. Лорел смотрела, как шофер вышел из машины, как с заднего сиденья извлекли носилки, как простыня (не такая уж белая, пятна крови успели почернеть) прошелестела по саду. Полицейские погрузили труп на носилки, фургон укатил, а папа вернулся в дом. Захлопнулась дверь. Ботинки полетели на пол – один, затем второй – и, неслышно ступая ногами в носках, папа вошел в гостиную, где сидела мама.
– Лорел! – слышится недовольный детский голос. – Ло-о-о-рел, ну где же ты?
– Красивая, правда? – с улыбкой заметил Марти, проследив ее взгляд.
Последнюю часть пути Вивьен прошла пешком. Поезд был битком набит солдатами и усталыми лондонцами, но ей уступили место, и она поняла: иногда хорошо выглядеть так, будто тебя только что вытащили из разбомбленного дома. Напротив сидел мальчик с чемоданом на коленях и крепко зажатой в руке стеклянной банкой. В банке были красные аквариумные рыбки; всякий раз, как поезд притормаживал, или ускорял ход, или съезжал на запасные пути, чтобы переждать воздушную тревогу, вода в банке плескала, и мальчик поднимал ее к глазам и проверял, не испугались ли рыбки. Вивьен была уверена, что нет, хотя у нее самой при мысли о замкнутом пространстве, ограниченном стеклянными стенами, почему-то сдавливало грудь и начиналось удушье.