При мыслях о малыше Катберте Долли и вовсе делалось нехорошо. Она без конца вспоминала его последнее письмо, каждую строчку: рассказ о бомбоубежище Андерсона на заднем дворе, рисунки «Спитфайров» и «Харрикейнов», которыми Катберт собирался украсить стены убежища, а также подробное описание того, что он намерен сделать с немецкими пилотами, которых возьмет в плен. Такой наивный, нескладный и неуклюжий, такой беззаботный и радостный малыш. И вот его не стало. Горе было так велико, осознание, что теперь она круглая сирота, так пугающе, что Долли с удвоенным рвением погрузилась в работу – лишь бы забыть про мрачные мысли.