— Не выживет, я постараюсь, — осклабился тот, что с обрезом. — Да и бросать-то его зачем? На мясо пойдет… — Мальчишка, издавая странные звуки, пытался вырваться, брыкался, жмурил глаза. По щекам текли яростные слезы. — Ну что, подставляй попочку… и не дергайся, не дергайся, быстрей отмучаешься, га-га-га!
— Mit dem Schiff ist es nichts bald zu fressen… — Артур вдруг повернулся к Ральфу всем телом. — Höre, gib wir werden auf den Willen des Himmels gelegt werden. Ich werde ihren Kämpfer da aus jenen Burschen herbeirufen, — он мотнул головой в сторону дружинников. — Wenn wir siegen werden — werden sie uns in die Verwaltung dieses Gebiet zurückgeben. Wir werden ehrlich, aber auf eigene Art lenken.
Женька улыбнулся и хотел сказать, что обязательно будет.
За время похода было сделано много фотографий. Цифровые фотоаппараты еще работали, кое у кого имелись камеры на бесполезных мобильниках, но это уже не имело смысла — с каждым днем все больше и больше сокращалась база для работы с цифрой и, главное, ее хранения. Поэтому снимки и ролики в походе делались на обычные, механические аппараты и камеры, которых взяли с собой по несколько штук.
Потому что это был мальчишка — лет трех, не больше. Голый, невероятно грязный, лохматый. Но при этом перед Сажиным мальчик сидел совершенно спокойно, глядя по сторонам совсем не как испуганный или одичавший ребенок.
Сашка сейчас отдал бы половину своей жизни за то, чтобы вернулся тот мир. Чтобы взрослые опять стали вездесущими и надоедливыми в своей заботе. Потому что… потому что место взрослых занял страх. Постоянный и вездесущий страх передо всем. И не было даже той надежды, которой он жил в спецшколе, — надежды на окончание срока. На возвращение домой…