— Моя мать любит нас… всех любит, но порой ее любовь — как удавка…
Ийлэ пожала плечами. Бумагам не верит? Или нотариусу?
— Я тебя так люблю, мамочка, — Ийлэ обняла ее, зарываясь лицом в длинный мех полушубка.
— Я… — она облизала пересохшие губы. — Я их не убивала.
И лицо ее, грязное, скрывала тень, словно бы этой кукле было бы стыдно.
Он хотел встать, но тело стало непослушным, его словно выпотрошили и набили шкуру влажной соломой. Колется.